— А вы как же, сударь?
— Обо мне не беспокойтесь. Я поработаю часа три в архиве, а потом уйду, заперев входные двери. Ведь у меня, как вам известно, имеются дубликаты ключей.
Виктор Голуа считался образцовым чиновником и пользовался особым доверием. На руках его находился отдел, называемый коротко — «секретным». В трех комнатах архива, совершенно изолированных от остального помещения, были сосредоточены документы, добытые через тайных агентов и содержащие сведения об иностранных державах.
О Голуа начальство говорило:
— Это не человек, а ходячий бюрократический механизм.
Он был холост, не ходил в театр, не имел любовных связей и жил буквально отшельником. Днями просиживал в министерстве и даже в дни, свободные от службы, копался в архиве и делал извлечения из бумаг для доклада министру.
Иногда на улице в душе Голуа при встрече с вызывающим взглядом женщины пробуждались смутные желания, но он их легко прогонял, возвращаясь к обдумыванию донесения агента о германских патриотических ферейнах[3] или о греческой военной лиге…
В министерстве решительно никого не было. Отпущенный сторож удалился на другой конец огромного здания. Голуа отпер тяжелую, обитую железом дверь архива и потом следующую, ведущую в «секретный отдел».
Сюда не долетали никакие звуки жизни и чиновник в полной тишине занялся разбором документов, делая выписки и отметки.
Так прошло около часа. Быть может, там гибнут люди и тщетно молят о помощи, быть может, уже рухнула Эйфелева башня и не удалось отстоять Лувр от наводнения — Голуа нет ни до чего дела, для него во сто раз важнее донесение за № таким-то и справка по делу за № таким-то.
Где-то громыхнула дверь, другая. Голуа вздрогнул и прислушался. Звонкой дробью раздались в пустых комнатах мелкие, торопливые шаги. Приближаются к «секретному отделу». Полуотворенная дверь распахнулась и сейчас же захлопнулась со звоном самозапирающегося замка.
Перед Голуа стояла молоденькая хорошенькая женщина. Левая рука высоко подняла платье, но сапожки и чулки были совершенно мокры и в грязи. Плотно обтянутая, выпуклая грудь быстро поднималась и опускалась от учащенного дыхания. Лицо раскраснелось и пунцовый ротик был полуоткрыт, обнажая полосу влажного перламутра зубов.
— Это ужас что такое! — заговорила она быстро. — Вода хлынула внезапно на улицу, залила магазин, где я была. Я выскочила на тротуар и бежала. А вода гналась за мною по пятам. Это ужас, это ужас! Безопасно ли здесь?
