Рассмотрим цикл «смерть-жизнь» на примере такого карнавального жеста, как бросание калом и обливание мочой. Этот жест символизирует покрывание семени землей и поливание его водой – действия для продуцирования, получения нового, рождения урожая. Семя нужно «похоронить» – зарыть его в землю, поэтому во время карнавала часто разыгрывали веселые похороны. Действия эти сохранились в народной культуре и после средневековья – например, в свадебных обрядах, когда свата и сваху в конце свадьбы катали на бороне, сохе, тачке, а потом сбрасывали в яму или канаву, а неудачливых сватов поливали водой, выливали в сани чашку квасной гущи. Или в обрядах для увеличения урожая – в Витебской губернии перед первой пахотой зять бил тестя для хорошей ржи, а тещу – для хорошей пшеницы, в Пензенской губернии ради этого устраивали кулачные бои на Масленицу, а в Нижегородской женщины затевали массовую драку для лучшего урожая льна.
Средневековье – охота на ведьм, публичные сжигания еретиков, пытки. В официальной жизни много террора, а значит, много страха. Жизнь сурова, зарегламентирована, наполнена очень серьезными церковными обрядами, судебными разбирательствами, научными изысканиями, войнами, произволом властей. Но карнавал позволял всего этого не бояться – все можно было обсмеять, даже самое святое. Поэтому существовали пародии даже на епископа и его проповеди, на церковные обряды, на суды. Во время любого карнавала обязательно сжигали гротескное сооружение, которое изображало ад, – страх был побежден смехом.
Все «высокое» и «святое» обязательно снижалось, но не для того, чтобы обесценить его или оскорбить кого-то, – средневековый человек понимал, что у любой медали две стороны и нет высокого без смешного. Во время Праздника глупцов избирали шутовского епископа и проводили торжественную мессу – епископ кадил испражнениями вместо ладана. После богослужения клир садился на повозки, нагруженные теми же фекалиями, – клирики ездили по улицам и бросали их в народ. И все были рады, никто не оскорблялся. «Все высокое неизбежно утомляет, – пишет Бахтин. – Устаешь смотреть вверх, и хочется опустить глаза книзу. Чем сильнее и длительнее было господство высокого, тем сильнее и удовольствие от его развенчания и снижения».
В романе «Гаргантюа и Пантагрюэль» можно встретить даже пародию на Библию – например, на эпизоды воскрешения Лазаря и воскрешение дочери Иаира. Панург воскрешает Эпистемона – он согревает голову трупа, положив ее на свой гульфик, это – буквальное топографическое снижение, но в то же время это соприкосновение с производительной силой. Затем Панург омывает голову Эпистемона белым вином, после чего тот оживает: «Вдруг Эпистемон вздохнул, потом открыл глаза, потом зевнул, потом чихнул, потом изо всех сил пукнул. – Вот теперь я могу сказать наверное, что он здоров, – объявил Панург и дал Эпистемону стакан забористого белого вина со сладким сухарем».
