Внизу показывается безо всякого для нас интереса безобъектная поверхность прекрасной Англии, и у меня нет желания лететь туда.
Но вот мы все-таки дома. «Крепости» с важным видом выруливают на площадку. Наземные службы приветственно машут, но довольно вяло.
На разбор полета не собирают.
После еды беру велосипед и еду куда глаза глядят. Дорога огибает одну из запасных площадок, куда технари отгоняют на день самолеты, затем идет наверх мимо большого скотного двора и вниз через поле.
Стелясь, летит ласточка, а над высокими зарослями кустарника свечой взмывает вверх. Когда-нибудь я научусь этому у ласточки. По сравнению с ней Б-17 — колода неповоротливая.
Дорога упирается в ворота. Трава по ту сторону густая и высокая, я там бывал раньше. В дальнем углу две запозднившиеся лошади. Перелезаю через ворота и, едва дойдя до середины луга, падаю в траву, лежу не шевелясь на спине и гляжу в небо.
Небо свежее, продуваемое ветром, а голубизна уходит далеко, в вечность. Каждый раз здесь остро ощущаю себя живым. Хоть ненадолго все кажется до чрезвычайности простым. Единственное, что здесь важно, — продолжать жить.
У меня есть все, ничего мне не нужно... и в то же время нет ничего. И все нужно. А все — вот оно. Не знаю, как сказать точнее, но именно здесь меня не мучит неясность, хотя все равно ничего не ясно.
Перевернувшись, опускаю голову в траву и лежу так. Поднявшись, вижу: лошади стоят рядом, большие, рыжие, гладкие, и смотрят на меня.
В кармане начатая плитка шоколада. Раньше я пробовал им давать жевательную резинку и лимонную карамель. Но они любят сахар, ну и шоколад тоже.
Одна из лошадей стоит не шелохнется. Зато другая, с белой подпалиной на ноге, выступает вперед и забирает весь шоколад себе на сладкое.
Вокруг неподвижность. Будто нашло онемение, как бывает с затекшей ногой, только тут оно охватило всю землю.
Ласкаю лошадей, пока им это не надоедает и они не уходят снова в свой угол.
Отправляюсь назад, потому что в два нас могут собрать на очередной инструктаж.
Красотка по имени Августа
Августа продолжает писать мне. Молодчина. Значит, по-прежнему отличная девочка.
Она переписала мне слова нескольких песен. Я их не знаю и потому решил, что они скорей всего ее собственного сочинения. Прочел одну из них Томпсону, а он возьми да и спой ее мне, затем почти тут же ее пропел по радио Кросби.
Потом она еще дважды посылала слова этой же самой песни.
И вдруг присылает мне другие: «Почему я тебя люблю?»
