Серенада большой птице | страница 59
Расстилаю бронекуртку на траве. Вот тебе подушка и кровать.
3.15. До запуска моторов остается сорок минут. А пока можно говорить, глазеть на звезды, и опять мысли о зенитках и о том, как затекает левая скула в тесном шлемофоне.
Решаю размять голос: «...мне сердце говорит, что это только флирт...». Слова я пропел верно, только раза два дал петуха.
Ничего, Синатра переживет. Перехожу на низкий свист с трелью. Думаю, Кросби остался бы доволен.
Интересно, каково петь, как Кросби? Если бы я только мог так петь, я знай себе пел бы и пел, любил бы девушек, валялся на пляже и был бы всегда загорелым.
Перехожу к «Нет любви, нет ничего». Срываюсь, когда доходит до «мое сердце забастовало».
— Пойди спой тем стервецам, может, они нас поскорее выпустят, — предлагает Шарп.
— Думаешь, поможет? — обращаюсь я к Полярной звезде, даже не взглянув на Шарпа.
Очень медленно начинаю «Лето». Когда дохожу до места, где говорится о пляске рыб в ручье, останавливаюсь.
Дома сейчас радужная форель сбивается в горные потоки, лед сходит с озер, и огромная рыба, вся красная и роскошная, готовится метать икру.
— Нет ничего красивее радужной форели, — сообщаю Шарпу.
— А как же Ламар?
— Называется, он меня слушает! — жалуюсь я луне. — Ведь я сказал: нет ничего в мире красивей радужной форели.
Тут подкатывает командирский «джип» и, слепя фарами, останавливается. Это Порада с галетами.
— Куда нам? — спрашиваю я.
— Кале.
— Шоколад! — протягиваю руку.
— Тебя что, мама никогда не кормила?
— Без шоколада не полетим.
Выдает девять плиток и девять пакетиков леденцов.
— На, успокойся, — и направляется к соседнему самолету.
Начиная с Шарпа, все получают свое, а я иду к бомбовому отсеку.
Огромные безобразные мертвящие штуковины. Они спокойно почивают там. Оживут только затем и ровно настолько, чтобы убить все вокруг. Двухтысячефунтовые. Мы подымаемся на четыре тысячи и выпускаем их, нимало не представляя, что произойдет, когда они ударятся о землю. Может, земля расколется. Может, солнце пошатнется, листья посыпятся сухим ливнем. Но бомбы никогда не падали там, откуда я родом. Никогда фрицы к нам не забирались, и что они могут натворить, мы не знаем. Ровным счетом ничего не знаем.
— Что за адская работа у этих бомб, — говорю я Россу.
— А у нас лучше? — встревает Кроун.
— Тебе плохо служить? — спрашивает его Росс. — Но ведь за это платят.
Бросаю еще раз взгляд на бомбы в ползком через щель между ними пробираюсь в кабину.