Серенада большой птице | страница 59



Расстилаю бронекуртку на траве. Вот тебе подушка и кровать.

3.15. До запуска моторов остается сорок минут. А пока можно го­ворить, глазеть на звезды, и опять мысли о зенитках и о том, как зате­кает левая скула в тесном шлемофоне.

Решаю размять голос: «...мне сердце говорит, что это только флирт...». Слова я пропел верно, только раза два дал петуха.

Ничего, Синатра переживет. Перехожу на низкий свист с трелью. Думаю, Кросби остался бы доволен.

Интересно, каково петь, как Кросби? Если бы я только мог так петь, я знай себе пел бы и пел, любил бы девушек, валялся на пляже и был бы всегда загорелым.

Перехожу к «Нет любви, нет ничего». Срываюсь, когда доходит до «мое сердце забастовало».

— Пойди спой тем стервецам, может, они нас поскорее выпустят, — предлагает Шарп.

— Думаешь, поможет? — обращаюсь я к Полярной звезде, даже не взглянув на Шарпа.

Очень медленно начинаю «Лето». Когда дохожу до места, где гово­рится о пляске рыб в ручье, останавливаюсь.

Дома сейчас радужная форель сбивается в горные потоки, лед схо­дит с озер, и огромная рыба, вся красная и роскошная, готовится ме­тать икру.

— Нет ничего красивее радужной форели, — сообщаю Шарпу.

— А как же Ламар?

— Называется, он меня слушает! — жалуюсь я луне. — Ведь я ска­зал: нет ничего в мире красивей радужной форели.

Тут подкатывает командирский «джип» и, слепя фарами, останав­ливается. Это Порада с галетами.

— Куда нам? — спрашиваю я.

— Кале.

— Шоколад! — протягиваю руку.

— Тебя что, мама никогда не кормила?

— Без шоколада не полетим.

Выдает девять плиток и девять пакетиков леденцов.

— На, успокойся, — и направляется к соседнему самолету.

Начиная с Шарпа, все получают свое, а я иду к бомбовому отсеку.

Огромные безобразные мертвящие штуковины. Они спокойно по­чивают там. Оживут только затем и ровно настолько, чтобы убить все вокруг. Двухтысячефунтовые. Мы подымаемся на четыре тысячи и вы­пускаем их, нимало не представляя, что произойдет, когда они ударят­ся о землю. Может, земля расколется. Может, солнце пошатнется, листья посыпятся сухим ливнем. Но бомбы никогда не падали там, от­куда я родом. Никогда фрицы к нам не забирались, и что они могут натворить, мы не знаем. Ровным счетом ничего не знаем.

— Что за адская работа у этих бомб, — говорю я Россу.

— А у нас лучше? — встревает Кроун.

— Тебе плохо служить? — спрашивает его Росс. — Но ведь за это платят.

Бросаю еще раз взгляд на бомбы в ползком через щель между ни­ми пробираюсь в кабину.