— Извините, мне трудно в это поверить. Всего хорошего.
Я, наверное, с полминуты ошарашенно слушал длинные гудки, пока не почувствовал спиной жаркое дыхание красной рубашки. Отдал ему наушник.
— Похоже, тебя щелкнули по носу, — сказал он добродушным басом.
— Все, кому не лень, щелкают меня по носу.
Он засмеялся, покачал головой и обернулся к хозяину закусочной:
— Эй, Джордж, этого белого все обижают! Покорми его!
Я и в самом деле проголодался, поэтому спросил у красной рубашки, что он посоветовал бы мне заказать.
— Привет, крошка, — сказал он в микрофон. — Нет, я у Джорджа. Погоди минуту. — Он опять улыбнулся. — Самый вкусный в Филадельфии сандвич с яичницей — здесь!
Я послушался его совета и не пожалел — это действительно был всем сандвичам сандвич, никогда не доводилось употреблять в пищу ничего подобного.
Не знаю, чем его начинил старина Джордж, но мне казалось, что я пожираю огонь. Удовлетворенно отрыгивая, я вывалился на улицу. Во рту все так пылало, что мне было не до мальчишек-газетчиков, наперебой предлагавших свежую филадельфийскую прессу, не то что до банкира Сэвиджа. Тем не менее, я направился к Национальному квакерскому банку.
Банк размещался на Честнат-стрит, в пятнадцатиэтажном здании из серого известняка. Я, разумеется, понимал, что попасть на прием к Сэвиджу сумею лишь при исключительно счастливом стечении обстоятельств. Но болтаться по вестибюлю, дожидаясь, когда они, эти обстоятельства, сложатся соответствующим образом, у меня не было времени. К тому же я сразу чем-то не понравился охраннику, и он следил за каждым моим движением. Нет, приятель, бомбу я бросать не намерен, а вот жевательную резинку и газету в киоске куплю. Успокоился? Охранник подошел к швейцару и что-то сказал ему на ухо. Я понял, что пора или вообще отсюда уматывать, или хотя бы для виду подняться лифтом на какой-нибудь этаж. Но уж если подниматься, то сразу на пятнадцатый, где расположен, так сказать, мозговой центр. Продержаться там дольше двух минут, прежде, чем меня спустят с лестницы, я рассчитывал лишь при условии, что удастся моя уловка, такая, впрочем, примитивная, что мне самому было стыдно — неужели я не способен придумать ничего поинтереснее?
Итак, я ослабил узел галстука, заломил шляпу на затылок, напустил на себя простецкий вид и, когда двери на пятнадцатом раздвинулись, тоже раздвинул рот в белозубой улыбке и вышел аккурат лицом к лицу с суровой брюнеткой, каковая тут же приготовилась держать оборону за секретарским столом.
