Он продолжал: “Дело срочное, и выбора у тебя нет”.
Я сказал: “Ладно, куда ехать?”
Он ответил: “Канзас-Сити”.
Мне показалось это шуткой. Я сказал, что смогу там оказаться не раньше трех-четырех часов ночи. Он ответил: “Либо приезжаешь сам, либо за тобой приедем мы”. Сказал, что встретит меня в аэропорту. У компании была на тот момент пара свободных “Лирджет”, так что в половине второго ночи я приземлился в Канзас-Сити.
Розенталь, ждавший в машине у аэропорта, представил меня водителю, Карлу ДеЛуне, угрюмому и неприятному типу. Розенталь обращался к нему по прозвищу – Крепыш.
Мы отправились до места назначения по запутанному маршруту, я заметил, что мы проезжали одни и те же места снова и снова. Прошло двадцать минут. Мы продолжали ездить кругами, и никто не говорил ни слова. Наконец, мы приехали в отель. Поднялись на третий этаж. Номер люкс со слегка приоткрытой дверью в смежную комнату.
В номере было довольно темно. Когда я вошел, меня представили седовласому старику по имени Ник Чивелла. Я понятия не имел, кто такой Ник Чивелла. Оказалось, что он был мафиозным боссом Канзас-Сити. Я протянул ему ладонь, но он сказал: “Я не желаю жать тебе руку”.
В номере был стул и журнальный столик, на котором стояла лампа. Мне велели сесть. Розенталь ушел. Я остался с ДеЛуной и Чивеллой, но мне было слышно, как люди входили в комнату и выходили из нее через смежную дверь, которая осталась у меня за спиной.
Чивелла обозвал меня всеми возможными ругательствами, а затем спросил: “Ты не знаешь меня, но будь моя воля, ты бы из этой комнаты живым не вышел. Но все же, учитывая обстоятельства, если будешь слушаться, то можешь и выйти”.
Когда я пожаловался на то, что свет от лампы меня слепит, он предложил помочь и вырвать мне глаза. Затем он произнес: “Ты не сдержал слово. Ты должен нам миллион двести тысяч, поэтому ты позволишь Левше делать все, что он пожелает”.
Я был в шоке. Я сказал, что не понимаю, о чем идет речь. Я и правда не понимал.
Он посмотрел на меня, положил на стол пистолет и сказал: “Ты сейчас же начинаешь говорить правду, или тебе не уйти из этой комнаты живым”.
Он спросил о моем договоре с Балистриери, и когда я ответил, что никакого договора с Балистриери нет, он спросил: “Что?” С некоторым удивлением. Он сказал, что хочет знать о договоре, который, как ему сказали, я заключил с Балистриери.
Я ответил, что единственным, о чем мы договорились, было мое обещание взять на работу его сыновей, и я рассказал ему о договоре опциона, объяснив, что мы от него отказались, поскольку планировали составить новый договор уже после заключения сделки.
