Дни шли за днями, а проводники продолжали вести нас по заросшим тропам. Колонна пеших солдат, по двое в одном ряду, извивалась подобно гигантской змее под кронами деревьев. Наигранная веселость мамы и Агриппины пугала меня больше, чем лес. Я настояла на том, чтобы ехать на Пегасе рядом с Друзом, а гадкий Калигула отпускал ехидные шутки.
Поход через Галлию и по лесам Германии продолжался месяц. Наконец мы добрались до лагеря восставшего легиона. Навстречу нам, не произнося ни слова и озираясь по сторонам, вышли несколько бородатых легионеров. Мы не увидели ни одного офицера. Германик соскочил с лошади. Он выглядел спокойным и даже немного беспечным. Дав знак солдатам отойти назад, он один приблизился к вышедшим людям. Губы отца были плотно сжаты, рука лежала на рукоятке меча.
Толпа бунтовщиков наступала, слышались недовольные выкрики. К дяде подошел верзила, закутанный в потертые шкуры, и взял его руку, будто намереваясь поцеловать ее. Вместо этого он засунул пальцы Герм аника в свой беззубый рот. Другие — в тряпье и со шрамами на теле — сгрудились вокруг, пожирая меня глазами. Я подстегнула Пегаса, когда кто-то из толпы схватился за поводья. И тут я увидела копья с насаженными на них разлагающимися головами. Так вот почему нет офицеров! Тошнота подступила к горлу. Восставшие солдаты окружали нас все более плотным кольцом. Я стиснула зубы, чтобы они не стучали.
Германик приказал:
— Всем назад! Построиться!
Мятежники продолжали наседать. Я увидела, как папа сжал рукоятку меча, и подумала, чувствует ли Пегас, как трясутся мои ноги. Друз и Нерон подъехали ближе к своему отцу. Сердце у меня вырывалось из груди. Да, все так и случится. Отца и Герма-ника сейчас убьют вместе с Друзом и Нероном, которые всегда вели себя как взрослые в отличие от Калигулы. А потом эти свирепые и жестокие люди примутся за меня. Нам суждено 12 вот-вот умереть.
Отец вопросительно посмотрел на Германика. Полководец тряхнул головой, повернулся и легко запрыгнул на большой камень. Он, с высоты обозревавший место события, в своем панцире и поножах, в шлеме с гребешком из перьев, развевавшихся на легком ветру, казался мне преисполненным благородства. Германик начал говорить негромко, чтобы разгневанные люди притихли. Он отдал дань уважения недавно скончавшемуся императору Августу, воздал хвалу победам нового императора Тиберия и восславил былую доблесть армии.
— Вы — посланцы Рима в мире, — произнес он. — Так где же ваша хваленая воинская дисциплина?
