Снимаю трубку, сотрудница, которая пришла в Support Partners около полугода назад и хорошо себя зарекомендовала, сообщает, что приняла решение уйти. На вопрос
«Почему?» отвечает, что бывшая начальница позвала ее работать вместе в своей новой компании.
Что ж, в жизни так бывает, отряд теряет боевую единицу. Что происходит дальше? Сложные интересные проекты мы раздаем нескольким относительно молодым работникам — и таким образом даем им возможность проявить себя, повысить свой материальный и профессиональный уровень. Процесс передачи дел занимает всего 15 минут, потому что для этого случая был план. Такой план вообще есть в отношении каждого.
Потери неизбежны. Что же делать?
В военном деле есть понятие «чувствительность к потерям». Оно отражает уровень последствий в ситуации, когда подразделение или армия сталкивается с первым большим уроном — до 30–40 % состава.
Разные армии мира начинают вести себя совершенно по-разному, если половина их войска полегла. Например, американская армия с ее очевидным техническим превосходством утрачивает боевой дух, и начинают звучать голоса вроде: «Зачем мы все это делаем?» Этот народ ставит ценность жизни на первое место, поэтому его солдаты отходят на исходные позиции, вызывают авиацию, прикрытие, чтобы самим не лезть на рожон. Европейская теория войны, в русле которой работают в том числе и американцы, сводится приблизительно к следующему: сначала ты должен получить весомое технологическое превосходство над противником, а потом уже ввязываться в бой. Штыковые, рукопашные и прочие виды ближнего боя никогда не были сильной стороной ни одной из европейских армий. Немцы в 1941 году в мемуарах писали, что «утром мы обрушиваем на позиции русских град огня, наши танки их легко занимают, а ночью, пользуясь темнотой, они идут в рукопашный бой — и мы теряем завоеванное за день».
В русской армии после гибели половины личного состава все только начинается. В нашем народе есть некий стержень, сломить который другие народы не могут. Все это работает и в коммерческой жизни.
