Оползень | страница 65



Ветер сменил направление, зашел с берега. Тепло пахнуло смородиновой зарослью с огородов, и сразу из темноты выступили высокие дома большого казацкого села, с глазастыми окнами, обведенными белой краской по проему. Село крепко спало. Даже собаки не лаяли. Надворные постройки из длинных крепких бревен, силуэты лодок на пологом берегу, — была в этой картине простота, надежность, вечность, которую не нарушал мерный приплеск речной волны, ее чмоканье о днища лодок. Неясным чудовищем выпирала на мелководье карча — вывороченное и снесенное половодьем гигантское дерево, полузамытое песком. К исходу лета ветки ожили и густой курчавостью занялись по стволу.

— Хороша наша страна, — молвил задумчиво Виктор Андреевич, — но не для жизни. Для борьбы она создана. И вовек ей это суждено, борьба за что-нибудь: за прогресс, за свободу, за лучшую долю, — не себе, так хоть потомкам.

— А по мне, так и для жизни хороша, — улыбнулся Александр Николаевич, глядя на спящее село, на его широкие тропки, бегущие к Амуру, белея при свете месяца.

И оттого что он был в душе согласен со своим управляющим, сделалось Виктору Андреевичу тоскливо до чрезвычайности, до дурноты. Так бы и завыл, глядя на этот тоненький месяц, подвешенный среди звезд. «Это у меня звериный пароксизм. Недаром я волк капитализма», — подумал он и от шутки подобрел.

— У вас, может быть, есть ко мне какая-то личная просьба?

— Есть.

— Пожалуйста. Рад буду служить вам.

Все-таки Виктор Андреевич был европейски воспитанный человек.

— В известном смысле вам теперь уж и все равно… то есть я хочу сказать… Не могли бы вы какие-то средства отвести на постройку больницы?

Виктор Андреевич озадаченно помолчал, засунув руки в карманы и перекатываясь с носков на пятки, и неожиданно захохотал:

— А?.. Да!.. Разумеется, да!.. У меня было странное заблуждение, что после моего отъезда жизнь как бы перестанет здесь существовать. Не обижайтесь, я смеюсь не над вами. Я, конечно, очень глуп. И без меня тут люди будут так же болеть и выздоравливать, рождаться и умирать. И для этого надобны больницы, да-да-да-с! Как же я позабыл? Давно надо было озаботиться. Ах, милый мой Александр Николаевич! Само собой, я дам вам доверенность на продажу некоторых акций, а вы уж повернете их на больницу. Если успеете… Это очень современно, прогрессивно и память… Впрочем, никакой памяти мне тут не нужно, — заключил он жестко, как бы внезапно протрезвев. — Продайте сколько сумеете. Много по нынешним временам не сумеете, да и не пытайтесь. Вызовете только панику, подозрения, тогда совсем ничего не дадут… Бывают, знаете, такие насквозь прогнившие дома. С виду стоит, а пошевели в нем хоть одну балку, рухнет. Так и наша рудничная экономика. Ладно, стройте больницу. Наплевать. Даже интересно. Я уж ничего этого не увижу. Забавно! Строить распорядитесь, между прочим, на Олином прииске. Не забудьте. Так вы завтра же возвращайтесь, займитесь богоугодным делом. — И оттого что «волчий пароксизм» опять подступил к нему, он закончил быстро, с насильственным смешком: — Я не бегу. Я не спешу даже. Но! Последовательно продвигаюсь к развязке. И только!..