Охота на ведьм. Исторический опыт интолерантности | страница 49

Изживание страха может заставить делать то, чего страшишься более всего на свете. Ю.М. Лотман, рассуждая в своих «Не-мемуарах» на тему страха смерти на войне, утверждает: «…лучший способ избавиться от страха – это погрузиться в то, что этот страх вызывает. Если боишься передовой, чтобы избавиться от мучительного чувства, поезжай на передовую. …Вряд ли кто-нибудь поверит, какое облегчение охватывает, когда нечто происходит на самом деле, когда вместо того, чтобы ждать и чувствовать, приходится действовать. …По сути дела страх определяется нашим воображением и отношением реальности и привычки. …Страх рождается не объективными условиями (величиной опасности), а нашим к ним отношением» (Лотман, 1995, с. 17). Здесь тоже «обратное действие», но у Ю.М. Лотмана оно ведет к осознанному овладению ситуацией и порождению новых надситуативных смыслов. Это победа над страхом и личностный рост.

В самооговорах же «обратное действие» – никак не овладение ситуацией, напротив, это скорее своего рода «полевое поведение», так как у страха и опасности свой магнетизм. Внешне сходные поведенческие акты, мотылек, летящий на пламя свечи, в различных контекстах наполняются прямо противоположным психологическим содержанием: у Лотмана – это преодоление себя; в добровольных самооговорах – это неадекватная психологическая защита, которая не спасает, а губит.

Чудовище, пожирающее человека. Центральная капитель церкви Сен-Пьер в Шовиньи (XII век) (перепечатка из: История красоты, 2005)

Можно предположить, что в эпоху охоты на ведьм механизм «обратного действия» вполне мог «срабатывать» в атмосфере всевозможных навязчивых страхов, демономании и религиозного фанатизма. Но у самооговорщика «обратное действие» выступает как разрядка внутреннего напряжения, которое дается слишком дорогой ценой. Здесь это поражение личности, которая не справляется с внешними обстоятельствами, и личная трагедия.

Наконец, практически во всех упоминавшихся случаях самооговора и одержимости можно заподозрить некоторую долю безумия. Скорее всего, фантазии Изобель Гоуди были следствием ее умопомешательства; Анна М. Швагель тронулась рассудком от постигших ее бед и разочарований, а кое-кто из многочисленных одержимых дьяволом монахинь страдал эпилептоидными и истероидными приступами… Можно было бы сделать не требующий дальнейших исследований вывод, что самооговор и одержимость были уделом психически больных людей и не являются ничем, кроме проявления болезни. Тогда это имеет частный медицинский интерес как особые случаи шизофрении, эпилепсии, навязчивых идей…