Охота на ведьм. Исторический опыт интолерантности | страница 31

Конечно, «докучливые маргиналы» – это «группа риска», но в охоте на ведьм присутствует некий иррациональный момент. Когда вина человека очевидна, он отвечает за нее по закону. Обвинение же в ведовстве, в порче и тому подобном имеет место, когда нет никаких очевидных прегрешений. Враг создается из ничего, а точнее, из мифа, утверждающего идею существования зла во плоти и крови. Миф только называет противника, но никогда не определяет его слишком четко. Излишняя конкретизация делает врага менее опасным (Леруа, 2001, с. 418). В этом смысле все попытки реконструировать социально-психологический портрет «типичной ведьмы» обречены на неудачу.

Миф создает общую установку на поиск врага, а интолерантность, растворенная в обществе, может кристаллизоваться в обвинение, направленное на любого и каждого, и тогда уже в зависимости от эпохи, страны, от конкретных исторических обстоятельств жертву назовут ведьмой, гугенотом, врагом народа, жидомасоном, коммунистом…

Со второй половины XVI века под стереотип ведьмы-еретички стали подгоняться все, кто попадал в водоворот преследований. Прокладывая путь идеалам Нового времени, общество в лице инквизиции, по выражению К.В. Томаса, «навязывало роль ведьм своим жертвам» (Томас, 1982, с. 98–99).

Охота велась не на «настоящих» ведьм, а на искусственно созданный призрак – призрак еретика, вероотступника и подданного Князя Тьмы. Воистину: «Самый кровавый бой – бой призраков». История, в особенности история нашего ХХ века, щедро снабжает нас тому примерами.

Какой смысл имеет понятие убийства, когда мы сталкиваемся с массовым производством трупов?

Ханна Арендт. «Истоки тоталитаризма»

Охоту на ведьм можно назвать террором, массовым безумием, мракобесием, но ее никак нельзя назвать беззаконием. Юридическая сторона преследований была четко продумана, все было обосновано и предусмотрено.

Уже в «Молоте ведьм» последовательно проводится мысль, что исключительность преступления, совершаемого ведьмой, требует введения особого порядка судебного разбирательства с нею.

Питер Брейгель. Правосудие (1559–1560). Гравюра. Фрагмент

Ко второй половине XVI века, когда преследование еретиков перерастает в массовые репрессии, законодательство «совершенствуется», все зацепки, которые могут дать ведьме хоть какой-то шанс остаться безнаказанной, убираются. Судебный произвол возводится в ранг закона.

Дела о ведовстве могут рассматриваться во всех судах, инквизиторских, епископских, светских.