При таком подходе, лишающем «народа» права реагировать на качество власти, он лишается права на историческую субъектность, которой обладает только сама верховная власть — она-то и должна являться генератором исторического движения. В нашем случае речь должна идти, скорее, о том, что власть в идеале выступает в качестве генератора покоя и тормоза такого движения. В связи с этим японский императорский двор, в отличие от китайского, выступает в качестве хранителя традиции, само понятие которой имеет исключительно положительные коннотации, ибо зарождение этой традиции относится к «золотому веку».
Нисикава Дзёкэн показывает благодатность несменяемости династии на таком примере: «В давние времена из китайской земли пришёл обычай делать вывески, указывающие на название храма, святилища, мавзолея. Древние вывески выполнены искусно, их не писали простолюдины без должности и ранга. На внешней стороне не указывалось имя каллиграфа. На надписях, выполненных известными мастерами в старых храмах и святилищах Киото, имя мастера обычно отсутствует… Вывеска обозначается иероглифом “лоб” 額. Имеется в виду, что лицо статуи божества, расположено высоко, так что даже высокопоставленные верующие смотрят на божество снизу вверх, что выражает чувство почтения. Поэтому даже аристократы, люди уважаемые и начальственные, а также высокодобродетельные и высокопоставленные монахи не ставили своей подписи на вывесках. Тем они выражали свою почтительность. Так же обстояли дела и в древнем Китае. Обычай передался нам из другой страны, но в Китае менялись династии и их имена, прежние придворные нравы и обычаи забывались, а вот в Японии династия не знала перерыва с самого основания, Сыны Неба принадлежали к одному роду, и поэтому древние придворные обычаи сохранились до сих пор. Так получилось, что усвоенное нами из китайской страны было там утеряно, а вот в Японии многое из того сохранилось. Очень хорошо обстоят у нас дела и с церемониальностью, и с уважением к святилищам.
Что до обыкновений в нынешнем Китае, то там не чураются того, чтобы люди безродные, без чина, ранга и добродетельности указывали свои имена на лицевой стороне вывесок святилищ и мавзолеев. И делают они это без всякого стеснения и страха» (№ 149).
Таким образом, обосновывается положение, что не династия Цин, а именно Япония является наследником мудрости и традиций древнего Китая. Пример, который приводит Нисикава, является, кажется, предметом его собственных наблюдений, но общая идея о Японии как хранительнице древнекитайского наследия пользовалась большой популярностью. Так, влиятельный государственный деятель Араи Хакусэки (1657—1725) настаивал перед корейским посольством на том, что только Япония сохранила китайский церемониал; Кумадзава Бандзан и Огю Сорай говорили, что только в Японии сохранилась древнекитайская музыка; Огю Сорай и Дадзай Сюндай (1680—1747) утверждали, что нынешняя Япония с её делением на княжества переняла политико-административную систему времён Конфуция, когда каждый удельный князь, в отличие от назначаемых из центра чиновников-временщиков, болел душою за свою землю и её жителей
