Следующий пример касается различного восприятия японцами и китайцами одних и тех же норм морали. Сформулированные в Китае принципы социального общежития получили широчайшее распространение и в Японии. К ним относятся прежде всего «пять связей» (яп. горин, кит. улунь 五倫: нормы взаимоотношений между господином и подданным, отцом и сыном, мужем и женой, взрослым и ребёнком, между друзьями) и «пять постоянств» (яп. годзё, кит. учан 五常 — человеколюбие, долг, ритуал, мудрость, верность/искренность). Этими понятиями широко пользуется и Нисикава Дзёкэн. Однако, по его мнению, применение этих норм имеет в Японии свои особенности. В Китае делается упор на человеколюбие и мудрость, в Японии — на долг и мужество (бесстрашие).
Для доказательства своего тезиса Нисикава приводит историю о министре Хань Вэй (1008—1075), который служил при Сунском дворе (№ 138). Когда этот мудрый и добродетельный человек однажды заночевал в святилище, к нему нагрянул грабитель. Хань Вэй безропотно отдал ему всю утварь, имевшуюся в святилище, а когда грабитель вознамерился обезглавить его, не стал просить о пощаде и покорно вытянул шею. Грабитель расчувствовался перед таким бесстрашием и объявил Хань Вэя самым достойным мужем во всей Поднебесной. Испытывая его благородство, он взял обещание, что Хань Вэй не станет рассказывать о случившемся. Хань Вэй сдержал слово, однако впоследствии грабителя изловили и приговорили к смертной казни за другое преступление. Желая, чтобы добродетельность Хань Вэя стала известна людям, грабитель поведал о бесстрашии Хань Вэя.
Нисикава Дзёкэн комментирует эту историю следующим образом. «Если бы такое случилось в Японии, и Хань Вэй повёл бы себя так же мягко и податливо, как он себя повёл, то женщины и девушки, монахи и послушники сочли бы его за человека выдержанного и удивительного. Что до самураев, то — вне зависимости от своего положения — каждый из них непременно обругал бы его за трусость и заключил, что Хань Вэй не достоин своей должности. Если бы горожанин или простолюдин обмолвился, что такие дела следует решать добросердечно и полюбовно, он заслужил бы только насмешку. Если воров расплодится много, жить станет невозможно. Подставлять шею разбойнику — трусость. На сей раз разбойник умилился достоинствам Хань Вэя, но ведь могло быть и иначе. Прискорбно, что подчинённых Хань Вэя не было с ним и они не узнали про проступок своего начальника. В Японии посчитали бы Хань Вэя ужасным преступником. Он послушался требований разбойника хранить молчание и держал при себе тайну многие годы. Разве он сделал это не из-за страха нажить себе смертельного врага? Не таков Путь Богов в Японии».
