Дуксис, неподвижно лежавший у порога, косясь одним глазом на прыгавших по ветвям грачей, вскочил, словно ужаленный, и с визгом понесся мимо колодца. Пришла Даце.
Даце наклонилась и погладила собаку по голове, и та, смущенно и счастливо виляя хвостом, побежала рядом с ней. Даце устала. Весь день работали на силосе — она, Межалацис с сыном и бригадир. А председатель и старый Смилдзинь доставляли «сырье», как шутили они, — отаву, клевер и подсолнечник.
— Что это ты сегодня так рано? — встретила Алине дочь. — Солнце еще не зашло.
— Мы раньше кончили, — ответила Даце, делая вид, что не замечает иронии матери. — Все, что было накошено, сложили.
— Так придумали бы другую работу. Кто же это засветло кончает?
Даце ничего не ответила, взяла мыло, полотенце и пошла с миской к колодцу. Под жалобный скрип старого журавля она вытащила ведро ледяной воды, налила в миску и стала мыться. Погрузила лицо, руки по локти, облила шею. Кожа весь день зудела, и теперь хотелось еще и еще ощущать уколы холодных иголочек. Она мылась долго, затем выплеснула воду на траву и, вытираясь, пошла домой.
Алине положила на стол начатый каравай хлеба, поставила масленку и миску с салатом. Даце еще с детства любила салат и лук, а Теодор — свежие огурцы со сметаной… и к ним — молодой картофель с укропом… «Так едят только цари», — говорил он. Царь!..
— Я страшно проголодалась, — радостно сказала Даце. — Как хорошо, что у нас сегодня салат!
— Ты бы ничего, кроме травы, не ела, тебе только дай, — сказала Алине, наливая в кружку молоко.
— М-гу, — кивнула Даце, уже успев набить полный рот. Она ела быстро, молча откусывая хлеб белыми, крепкими зубами. Несколько раз она подняла глаза на мать, желая что-то сказать, но не решилась. Только кончив есть и убрав посуду, она, вытирая тряпкой стол, собралась наконец с духом и заговорила:
— Мать… председатель просил поговорить с тобой… Мы живем вдвоем… не могли бы мы одну комнату сдать?.. Из Таурене к нам в колхоз хочет перебраться какой-то строительный рабочий с семьей…
Алине смотрела на дочь широко раскрытыми, холодными глазами. Складка вокруг рта становилась все глубже.
— Что ты сказала? — переспросила она. — Чужих людей в дом пустить?
— Только на время, — поспешила объяснить Даце. — Они сами построят себе дом… Только до той поры, пока…
— Ну, знаешь. — У Алине от волнения задрожали руки, и она сказала срывающимся голосом: — Удивляюсь, как этому Бейке не стыдно… А ты, дурочка, не умела ответить ему! Хе! Чтоб я каких-то бродяг к себе в дом пустила! Разве порядочные люди сюда из города побегут? Только воры да мошенники! И чтоб я этаких…
