Но где ты все же остановишься? Гостиницы ведь там нет. И ни одного знакомого. Может, и не всегда хорошо поступать по-своему, может, иногда лучше послушать мать и отца, когда они советуют: «Сперва съезди и осмотрись, а уж тогда решишь». Но на то человек и молод, чтобы ответить: «Чего мне осматриваться? Я решила — и еду!»
И вдруг лес кончился. Только что показавшееся солнце затопило весь мир сверкающим светом. Свет этот обнимает, ласкает и греет, сердце захлестывает теплая волна, — ты не знаешь отчего: то ли от жизнерадостности, которая пронизывает тебя, то ли просто оттого, что ты молода.
Инга! Или, может, ты чувствуешь, что это правильно и хорошо, что ты сейчас на опушке темно-зеленого елового бора, в котором только начинает легко шуметь утренний ветер, просыпаются птицы и на ветках сверкает обильная роса? Может, именно там, в этой серой кучке домов на пригорке, вокруг которого простираются поля, ты и найдешь свое место?
Да, так непременно будет, так должно быть. Выше голову, Инга, ты приехала домой!
За поворотом дороги молодой председатель остановил лошадь и махнул рукой в сторону окруженного густыми деревьями дома из красного кирпича:
— Сельский Дом культуры… Там и ваша библиотека.
Инга засуетилась:
— Большое спасибо, что подвезли, — и, собираясь слезать, протянула председателю руку.
— Погодите, — остановил ее тот. — Как ты думаешь, Смилдзинь, если мы девушку подвезли, так не должны ли и жилье ей подыскать?
— Вот не знаю, это уж посложней, — проворчал старик.
— Надо бы где-нибудь поблизости, — продолжал Бейка, что-то обдумывая. — Сермулисы не согласятся — не такие они люди… Можно было бы в «Апшукалнах», но мне не хочется, не понравится вам… Погоди, погоди, может, попробовать… Послушай, Смилдзинь, поворачивай к Себрисам!
— Но! — воскликнул Смилдзинь, дернув вожжи, и лошадь свернула налево, на узенькую дорогу, по одну сторону которой тянулось заросшее сорняками овсяное поле, а по другую — залежь, пестревшая белыми и желтыми ромашками.
Дорога взбежала по пологому пригорку, и за ольшаником показался небольшой крестьянский двор. Маленький серый жилой дом, две — еще меньшие — хозяйственные постройки, фруктовый садик перед домом, с восточной стороны — цветочные клумбы. Инге было очень неловко. Навязываться людям…
В доме уже не спали. Навстречу им вышел человек средних лет — сухощавый, очень загорелый, в синей выцветшей рубашке и резиновых сапогах.
— A-а, стало быть, вернулись наши горожане! — воскликнул он, подавая руку председателю. — Ну, как?
