И у меня было дело.
Когда давление в шлюзе сравнялось с наружным, дверь сдвинулась, открыв блистающую белизну корабля-кинжала. Стены, пол, потолок светились изнури так же, как наружная обшивка. В морозном воздухе странно сочетались запахи от животного и антисептика.
Он ждал меня. Тот же многоглазый медведь гризли, с которым я познакомилась в Галерее, — объявивший себя материальной аватарой сетевого разума миллионной армады. Он заморгал — мелкая рябь прошла по векам, — втянул и выпустил когти.
Его рев отзывался в моем сознании словами наподобие субтитров.
«Она Судак».
— Привет.
«Добро пожаловать на борт».
Его бурый мех выглядел мягким и манил погладить, но в мускулистом теле не было ни следа пухлости. Это существо, как и настоящие медведи, несомненно, являлось хищником, и обниматься с ним тянуло не больше, чем сунуть голову в пасть тигра.
— Спасибо. — Я обвела взглядом гладкие, ледяные на вид переборки. — У этого корабля есть имя?
«Есть обозначение».
— Какое же?
Я считала нужным знать, как обращаться к кораблю.
«88 573».
— Восемьдесят восемь тысяч пятьсот семьдесят три?
«Верно».
— Язык сломаешь, — заметила я.
Медведь неодобрительно фыркнул.
«Ты легкомысленна».
— Извиняюсь. — Я сложила ладони перед грудью. — Это защитная реакция.
«Ты боишься?»
Мне показалось, что он удивлен.
— Я еще не знаю, зачем меня сюда вызвали.
Кажется, это заставило его на миг задуматься. Потом он вздыбился, и мне стоило усилий не отшатнуться от него. Среди стерильной белизны его острые зубы и когти смотрелись старой слоновой костью.
«Все объяснится».
Он с натужной грацией развернулся, упал на четыре лапы и заковылял прочь.
Глядя, как он удаляется по сияющему коридору, я незаметно выдохнула скопившийся в легких воздух и тихо выругалась. Медвежья походка была неуклюжей, — казалось, он вот-вот запнется о свои же ноги. Между тем для такого тяжеловесного зверя он двигался на удивление быстро, мягкие подушечки лап переступали в беззвучном неровном ритме, и только иногда слышался цокот когтей о гладкий мраморный пол. Поспешив за ним, я тщетно искала признаки существования команды. Все помещения на нашем пути смотрелись такими же безликими, как коридор, — словно это судно было вовсе не действующим кораблем, а чем-то сродни маске или скульптуре. Это впечатление усилилось, когда я заметила отсутствие шумов и вибрации двигателей. Долгая служба на военных кораблях приучила меня к многоголосой какофонии. Здесь, не слыша лязга, шипения и гула механизмов, я начала тревожиться. Такая тишина подобает скорее музейной выставке, чем работающему судну.
