— По-моему, они боятся.
— Чего боятся?
— Может, своих прежних хозяев? — пожал он плечами и взмахом руки удалил проекцию.
Карта рассыпалась на пиксели и растворилась, оставив нас лицом к лицу.
— Так или иначе, — продолжал Бошняк, — я решил, что вам следует знать. Хотя, что вы будете делать с этими сведениями, не понимаю.
— Спасибо.
Бошняк не видел прямого применения своей информации, а ведь она указывала, что есть по меньшей мере один пункт, в котором могут собраться и, возможно, подготовить контратаку корабли человечества. При следующей беседе с флотом предложу армаде выделить несколько фрегатов для установки периметра, препятствующего доступу в это убежище новым кораблям.
Следствие из наблюдений Бошняка беспокоило меня втрое больше. Выяснилось, что есть вещи, которые пугают Кинжальный флот: настолько выводят его из равновесия, что корабли готовы отклониться от курса через высшие измерения, лишь бы не оказаться вблизи. А ведь их строили для боя с врагом из высших измерений, проектировали в виде хрупкой преграды между жизнью и хаосом. Такие мелочные чувства, как страх, должны быть им неведомы. Нет, я не сомневалась, что причина, заставляющая их обходить Интрузию, глубже поверхностного объяснения Бошняка. Эта неизвестная причина, эта внезапно объявившаяся в уравнении боевого плана переменная величина меня встревожила. Мы, спасая человечество, гнали его в стойло. В данном случае слабое место в собственной обороне, пусть и незначительное, могло разрушить все наши достижения.
Мы с Рили Эддисон сидели у постели Люси. Девочка спала. Престон поставил ей капельницу с солевым раствором, чтобы возместить обезвоживание, но она, взволнованно обсуждая пережитое, то и дело выдергивала канюлю, и в конце концов он ее усыпил, чтобы лежала смирно. Во сне она выглядела обычным человеческим ребенком — воплощением красоты, надежд и беззащитности.
Эддисон нагнулась, нежно убрала ей за ухо упавшую на лицо прядь и сказала:
— Понимаю, почему отец не хотел ее потерять.
— Но вырезать мозг и засунуть его в корабль? — скривился я. — Довольно суровый выход.
— Да? — Эддисон пальцем погладила Люси по щеке. — А на что бы ты не пошел, чтобы спасти человека, которого любишь?
Я бы рассмеялся, если бы не усталость.
— Ты после всего еще спрашиваешь?
Эддисон пожала плечами и отвела взгляд; мы посидели молча, прислушиваясь к тихому дыханию спящего ребенка. У нас обоих на лбу, щеках и костяшках пальцев блестели полоски пластыря. В воздухе висел запах отбеливателя, в обе стороны, скрываясь за изгибом корпуса, тянулись ряды пустых коек. Пусть корабль и был заперт в ловушке, но мы в нем впервые за несколько дней чувствовали себя в безопасности. Эти раки, чем бы они ни были, вряд ли сумели бы пробуравить корпус военного корабля. Нам выпало время перевести дыхание и собраться с силами. Время подумать о будущем.
