Право, свобода и мораль | страница 26
Почему закон вмешивается в этот момент, оставляя в покое существенную аморальность одного лишь полового сожительства? На этот вопрос давались различные ответы. Некоторые утверждают, что цель наказания двоеженства по закону состоит в защите официальной документации от путаницы или расстройстве планов выдать незаконных детей за законных. Американский институт права заявляет в своем комментарии к проекту модельного уголовного кодекса, что двубрачный адюльтер даже там, где он не содержит обмана, может требовать наказания, поскольку это публичное оскорбление и вызов первому супругу, а также потому, что сожительство под видом супружества особенно предрасположено к тому, чтобы «закончиться оставлением супруга или супруги, отсутствием поддержки и разводом»58. Утверждается, что все это те или иные виды вреда по отношению к индивидам, которые уголовное право обоснованно может стремиться предотвращать при помощи наказания.
Некоторые из этих предполагаемых оснований кажутся более изобретательными, чем убедительными. Те виды вреда, которые ими подчеркиваются, могут быть вполне реальными; однако многие могут по-прежнему думать, что основания для запрета бигамии остались бы даже тогда, когда эти виды вреда были бы маловероятны, или если бы для их предотвращения создавались особые статьи преступлений, когда наказывалось бы не двоеженство, но, к примеру, внесение ложных сведений в официальную документацию. Возможно, большинство из тех, кто находят эти обоснования существующего закона неубедительными, но по-прежнему желают сохранить его, будут утверждать, что в стране, где моногамному браку и акту его освящения придается глубокое религиозное значение, закон против двоеженства должен признаваться попыткой защитить религиозные чувства от оскорбления публичным действием, оскверняющим церемонию заключения брака. Здесь, опять же, как и в случае с двумя предыдущими примерами, вопрос в том, являются ли те, кто считает, что применение уголовного права для этих целей в принципе оправданно, непоследовательными, если они также отрицают, что право может применяться для наказания аморальности как таковой.
Я не считаю, что есть какая-то непоследовательность в таком сочетании позиций, но здесь необходимо провести одно более важное разграничение. Важно видеть, что, если в случае двоеженства закон вмешивается для того, чтобы защитить религиозные чувства от возмущения некоторым публичным действием, то двоеженец наказывается ни как неверующий, ни как безнравственный, но как нарушитель общественного порядка. Ибо право тогда заботит оскорбительность для других его поведения в обществе, а не аморальность его приватного поведения, которую в большинстве стран он оставляет полностью безнаказанной. В этом случае, как и в случае с обычными преступлениями, причиняющими физический вред, защита тех, кто, вероятно, будет этим затронут, конечно же, является разумной целью, которую может преследовать право, и, несомненно, об этом случае нельзя сказать, что «функцией уголовного права является поддержание морального принципа, и ничего более». Следует отметить, что сам лорд Девлин, в отличие от своего защитника Ростоу, по-видимому, учитывает это различие, ибо он не включает двоеженство в свой список преступлений, которые нам пришлось бы отвергнуть в соответствии с принципами доклада Вулфендена. Это не упущение, ибо он ясно говорит о включенных в список, что «все они представляют собой действия, которые могут совершаться приватным образом и без оскорбления для других»