— А позвольте вас спросить, — проповедник указал пальцем на оппонента в толпе, — почему же они приходят?
— Для начала скажу, почему пришли мы. Наши комплексы привели нас сюда. Мы хотели доказать миру, что мы не те, за кого нас держат, доказать самим себе, что мы нечто большее. Но, несмотря на нашу браваду, мы простые люди, и в наших сердцах по-прежнему страх бездны, который мы якобы побороли. Одинокие, напуганные, отвергнутые… А разве женщина не вправе чувствовать то же, что и мужчина, то же разочарование, ту же потребность доказать что-то себе и другим? И разве не правильно, если она доказывает свою состоятельность тем единственным способом, который ей оставило современное общество? Особенно если учесть, что без этого не было бы ни космических перелетов, ни поставок сырья для домоседов Земли, которое затем превращается в механические новинки, разукрашенные вигвамы и четырехколесных золотых телят…
— Но они же шлюхи! — крикнул проповедник.
— Конечно, шлюхи… для тебя и остальных с Земли. А для нас они — женщины, единственные женщины, которые у нас есть. А если у тебя зуд осуждения, то осуждай проституцию корпораций, ибо они, и только они, ответственны за эффективность их продуктов, напрочь лишенных любви!
— Шлюхи…
Угрожающий ропот, витающий над толпой, стремительно перерастал в рев. Кросс почувствовал, как его увлекает водоворот происходящего, услышал свой голос, смешанный с ревом толпы. Увидел побледневшее лицо проповедника, спускающийся полицейский вертолет и потом испуганного человека на шатающейся кафедре, неуклюже ловящего веревочную лестницу. Когда вертолет начал набирать высоту, проповедник погрозил сверху кулаком толпе, которую сам же собрал, и крикнул:
— Армагеддон близится! Все вы, грешники, и воспеваемые вами шлюхи и их клиенты сгорите в его огне!
Есть вещи, которые вы знаете не понимая откуда. В тот момент, когда Вероника увидела Кросса, стоящего в шлюзе «Пандоры», она поняла: он — тот самый. Но это невозможно, твердила она себе. Абсолютно невозможно. Потом, уже в каюте, когда он упомянул а-приори, она вспомнила старого космонавта, однажды рассказывавшего, что в состоянии а-приори могут происходить самые невероятные вещи, а во время а-приори шторма — вообще все что угодно.
Она не до конца понимала, как это возможно. Сейчас, стоя в душе под туманной струей капелек, мягко бомбардирующих кожу, она решила, что будет действовать, исходя из предположения, что космонавт сказал правду и что невозможность станет не такой невозможной, если она в нее поверит. Она чувствовала вполне оправданным то, что делала, и то, что намеревалась сделать. В конце концов, даже монстр имеет право на отца, и в любом случае то, что должно было случиться, случилось несколько недель назад.
