Птица Сирин и всадник на белом коне | страница 38
А дело было так.
Подходит он в теплую, лунную ночь к какой-то деревушке. Тишина такая, что собаки со скуки на луну воют. И вдруг что-то как грохнет, как завоет, как заголосит!
«Что такое? — встревожился Егорий. — Ведьмы, что ли, шабаш справляют?»
Глядь, а из-за крайней избы толпа баб выходит. Белеют в темноте исподними рубахами, все босые, и волосы распущены. Впереди молодая девка икону несет, за ней баба на помеле скачет, а позади еще человек двадцать. Кричат, стучат что есть мочи чугунками, заслонками, серпами, косами и ухватами! А позади всех голая старуха тяжелую соху надрываясь тащит и той сохой землю бороздит.
«Чего это они удумали, бесстыжие?» — нахмурился Егорий.
Тут его бабы и приметили. Как взвоют все разом:
— Вот она, «коровья смерть»!! Бей ее, бабы, убивай насмерть, чтоб не морила нашу скотину!!
И давай бедного Егория потчевать кто ухватом, кто камнями, кто его же палкой, а самые злые волосы с головы рвут!
— Да вы что, бабы! Ополоумели, что ли?! Какая я вам «коровья смерть»?! — вырывается Егорий. — А ну, расступись!
Голову котомкой, как шлемом, накрыл и давай сквозь толпу продираться, одной рукой баб по сторонам раскидывать. Насилу вырвался и бегом! А что делать-то? Баба и бес — один в них вес. Прибьют еще ни за что.
А бабы позади победную песню затянули:
И пошли опять вокруг деревни с криками, лязгом и грохотом.
Три раза бабы деревню обошли, три раза опахали. Не пройдет теперь «коровья смерть».
Мужики-то деревенские, видать, наперед знали про опахивание, поэтому по избам сидели от греха подальше. Знали: кого в это время бабы встретят — за «коровью смерть» принимают и бьют нещадно.
А Егорий про этот обычай не знал. Вот и лежит теперь в стогу у леса, подорожник к заплывшему глазу приложил, шишки на голове потирает.
Опять тишина и покой вокруг.
Лежит Егорий, голову наружу выставил, звездами любуется. Все небо ими сверкает, будто драгоценные камни к черному пологу пришиты.
«И откуда они берутся? Неужто правду говорят, что Бог старый месяц на звезды крошит?»
Вот одна вдруг сорвалась с места, белым хвостом черное небо неслышно черканула и исчезла. Сказывала бабушка Акулина, что хвостатая звезда — к войне.
«Гляди-ка, не врет примета, — улыбается Егорий, — вон как бабы-то со мной бились!»
Лежал он лежал на теплом, душистом сене да и заснул. А рано утром, когда роса выпала и туман от солнышка в овраг уполз, от тревожного шума проснулся.
