— Серафина, верно? Или… Хелис?
Услышав эти слова, священник перед алтарём насторожился и с любопытством посмотрел на Серафину.
Серафина склонилась перед эссэрой.
— А как видите её вы? — спросила эссэра мою сопровождающую.
— Она молодая и красивая, — раздался твёрдый ответ Серафины, — гораздо моложе, чем оценил Хавальд.
— Хм, — хмыкнула эссэра Фала с задумчивым взглядом в сторону священника Сольтара, который снова поднялся с колен и теперь подошёл к нам. Он разглядывал меня. — Вы не могли бы снять свой меч, сэр Хавальд? — попросила эссэра, и я отстегнул Искоренителя Душ от портупеи и молча протянул священнику. Тот одно мгновение колебался, затем благоговейно принял его. Я почувствовал протест Искоренителя Душ — его взяли не те руки — но он был посвящён Сольтару, поэтому у него не было причин жаловаться.
Не говоря ни слова, учёный снова поднял простынь. Я покачал головой, потому что всё ещё видел ту же женщину. Видимо, дело не в клинке, я подозревал, что виновником является скорее кое-что другое: например, кольцо, тяжело обхватывающее мой палец.
— Могу я спросить, в чём дело? — тихо спросил я, протягивая руку к священнику.
Искоренитель Душ почти с облегчением прилетел ко мне, и я снова подвесил его к поясу.
— Это, — медленно сказала эссэра Фала, с отвращением указывая на лежащее передо мной тело, — тело женщины, которая убила моего сына и была справедливо наказана рукой моей внучки. Следовательно, это должен быть труп Марины, моей старшей внучки и матери Фарайзы, наследницы Дерева, которую вы сами спасли из могилы в пустыне.
Я недоверчиво посмотрел на нее. Её личный врач прочистил горло.
— Я не вижу того, что видите вы, Хавальд бей, — в первый раз заговорил он. — Но я врач, и не все мои чувства обмануты этим колдовством. Ваше глаза подтверждают то, что я чувствую своими руками. И ещё кое-что… Я имел честь служить эссэре Фале в качестве личного врача много лет. И это мои руки извлекли на свет сначала Марину, а затем и Файлид. Я также был тем, кто вытирал слёзы эссэры Марины, когда она сломала левую ногу. Именно я был тем, кто видел её мужество, когда мне пришлось выполнить долгую и болезненную операцию, шрамы от которой должны были остаться до самой смерти. Посмотрите сюда, эссэри и скажите, видите ли вы такие шрамы на этой лодыжке, — он многозначительно посмотрел на меня. — Хоть я и вижу шрамы, но не чувствую их под своими пальцами.
Я содрогнулся. То, о чём он говорил, было магией, о которой я даже не хотел думать.
