Но не этому учил Феликс Эдмундович Дзержинский.
С первых же дней пребывания в городе Северин начал изучать людей, с которыми должен был работать. Он стал по очереди брать их на операции или для патрулирования по городу. Часто Северин заводил разговор с рабочими железнодорожных мастерских, с извозчиками, просто с прохожими. Бывал в окружкоме партии, о чем-то подолгу беседовал с секретарями и рядовыми партийными работниками. Иные сотрудники областной ЧК удивленно говорили друг другу: «Работа строго конспиративная, под тремя замками сидишь и то оглядываешься, а наш начальник во все дыры лезет, со всеми разговаривает. Странно!..» Подобные речи быстро обрывались, потому что особый уполномоченный часто приходил с операций не с пустыми руками. И с каждым днем контуры дела о существовании вооруженных групп «возрожденцев» и их центра все больше прояснялись.
В облчека стали заходить простые люди — рабочие, служащие, красноармейцы. Они сообщали о подозрительных элементах, о тех, кто произносил враждебные тосты в кабаках и ресторанах. Иногда жители города приносили найденные на улице листовки с текстом земельного «декрета» барона Врангеля. Изучая все это, Северин и его помощники Тембол Саламов и Аршавель Гогоберидзе нередко нападали на верный след.
Как-то патрули принесли сверток с листовками, в котором оказалась фотография машинистки ЧК, Зои Федоровны, сделанная лет шесть-семь назад. Патрульные доложили, что сверток кто-то бросил им прямо под ноги возле городского парка…
Иногда случалось, что «на ловца зверь бежал». Так однажды вечером Северин один, без бойцов-чекистов, прогуливался по городу; забрел на маленькую улочку, тянущуюся мимо фруктового сада. Вдруг до его слуха донесся тихий взволнованный женский голос. Его перебивал мужской «деревянный» баритон. Григорий Иванович замедлил шаг. Говоривших не было видно, но казалось, что они стоят по ту сторону стены или в какой-то нише. Ночь была звездная, но темная.
— Я и так стараюсь каждый день заходить к ней, но она очень замкнута и молчалива, — говорила женщина. — Вчера она просила меня сшить ей кофточку. Говорит, начальник приехал из Москвы — особый уполномоченный.
— Кто он? На какой квартире остановился? — спросил мужской голос.
— Я не спрашивала, — тихо ответила женщина.
— Мы должны знать все. От этого зависит судьба вашего отца, его жизнь. И не только — мы спасем Россию, помните…
— Я не могу… Мне противно… Не могу…
Где-то скрипнула дверь, голоса замолкли.
