— Вот тебе, проклятый ингуш! Так! Так! Так! Еще! Еще!.. Вот тебе, русский поросенок, получай! Р-раз…
Удары градом посыпались на ребят. Сначала, опешив, они лишь заслонялись руками, а потом пустились наутек. Дзиаппа не по-стариковски резво погнался за непрошеными гостями, норовя еще раз пройтись плеткой по спине Ахметки.
Очнувшись, наконец, далеко от кладбища, ребята приостановились и перевели дух.
— Понял теперь, голова садовая? — поучительно сказал Костя. — Слышал, как он твоего аллаха вспоминал? Тоже в кирпичном доме живет, как и твой Рахимбей. Паук, контра…
— Старый собака… По самому уху зацепил… Куда пойдем теперь, Костя?.. Где будем искать теперь «меду», скажи?
— Пойдем в парк, под лодку. Я там спал в прошлом году. Хорошо, тепло на сухих листьях. Идем! Сам потом спасибо скажешь.
Осень двадцатого года во Владикавказе многим напоминала канун гражданской войны. Как и в те тревожные дни, по городу ходили зловещие слухи, совершались грабежи и убийства. В горах появлялись мелкие банды и одиночные абреки, пользующиеся славой неуловимых.
По Военно-Грузинской дороге можно было ездить лишь большими вооруженными группами, да и то только днем.
Вся оставшаяся после деникинской оккупации нечисть — переодетые белые офицеры, полицейские, тюремщики, попы, спекулянты, конокрады, фальшивомонетчики, торговцы кокаином, просто уголовники без определенной специальности, — это пестрое, шумливое население закопошилось, подняло голову, всем своим безобразным и наглым видом говоря: «Нет никакой власти, кроме нас. Мы — власть».
Многие завсегдатаи кафе-шантанов самоуверенно утверждали: «За нашей спиной — железный барон. Только он развернется — конец большевикам…» Даже на главном, Александровском проспекте, в ресторанах и третьеразрядных кабаках черносотенцы и обыкновенные хулиганы открыто пели царский гимн и воровские песни. Кое-где в поздний час произносились тосты за «возрождение» России, за самоопределение горцев, за здоровье Ллойд-Джорджа и его военного министра Уинстона Черчилля, за главу американской миссии в Крыму адмирала Мак-Келли.
…В городском парке играл частный духовой оркестр Арнольда Бухгольца. Мазурка Шопена танцевала по осенним аллеям, заглушая шум Терека.
Острый запах шашлыка привел Костю и Ахметку к павильону ресторана «Лондон». Они уселись на старой перевернутой лодке, лежащей недалеко от кухни.
У входа в павильон стоял пожилой обрюзгший швейцар. Всем, кто подходил близко, он учтиво говорил, снимая фуражку:
