— Покойный дядюшка Саладдин называл большевиков красными абреками. Почему, дада?
— Аллах покарал старого Саладдина за его гнусные слова. Новая власть дает людям землю и бога не обижает. Сергей Кира говорил мусульманам: «Мусульмане! Будьте мюридами[37] Советской власти, поднимайтесь на священную войну с кровопийцами-алдарами»[38].
— Мне и Костя рассказывал, что Советская власть горой стоит за бедных и сирот.
— О! Правда, правда, мальчик. Теперь слушай. Надо добыть из земли тот, пустой ящик, принести его сюда и спрятать в нашей бричке.
— Зачем, дада? Он ведь пустой?
— После скажу. Иди скорей, только осторожней. У очага найдешь маленькую солдатскую лопату.
— Иду, дада.
— Не побоишься в такую темень? Возьми мой кинжал. Вот он. На нем хорошая молитва написана…
Габо прижал голову мальчика к груди и прошептал:
— Ступай. Да хранит тебя всевышний!
— А вот и город, — показал Костя на дымившую трубу электростанции. — Скоро будем обедать в гостях у Знауркиного дедушки. Он, понимаешь, богатый и сразу индюка зарежет, а может быть, медом угостит…
Костя запустил руку в торбу для овса, приспособленную вместо сумки, хотел было достать последний кусок чурека, да раздумал: лучше оставить напоследок.
Ахметка как будто читал мысли приятеля.
— Ха! Ты думаешь, он нас ждет, Знауркин дед?
— Придем и скажем, что мы друзья Знаура, объясним, что к чему: Знаур задержался у матери в лесу и тоже скоро будет здесь.
Ахметка прищелкнул языком, вздохнул.
— Этот старый шайтан узнает, что я ингуш, и задаст тебе и мне… «меду»… Клянусь.
— Э! — отмахнулся Костя. — Когда мой отец приезжал на побывку из Одиннадцатой армии, он говорил, что все люди одинаковые — русские, осетины, ингуши, все братья… Вот пожалуйста: Знауркина мать осетинка. Так? Она нам с тобой последний чурек на дорогу отдала. А мы не осетины.
— Она хорошая потому что, — уточнил Ахметка. — Мой дядя, красный командир Абдулла, говорил, что князья хотят войны ингушей с осетинами.
Ахметка о чем-то задумался, шел молча, а потом, как бы продолжая разговор, заметил:
— А все-таки наш ингушский аллах лучше всех, потому что он помогает смелым джигитам в бою. Клянусь.
— Это тебе который дядя сказал?
— Двоюродный дядя, Рахимбей. Очень старый, почетный человек.
— Он тоже красный?
— Клянусь — нет. — Ахметка покрутил головой. — У Рахимбея было две отары овец, два кирпичных дома в Назрани. Четыре жены. Потом, понимаешь, он совсем куда-то сбежал.
— Вот видишь! — обрадовался Костя. — Богатый, потому и хвалит своего аллаха. Буржуй. Испугался Советской власти и убежал, проклятый жадный пес.
