Все обернулись в сторону Знаура.
— Я тоже хочу ехать в Красную Армию…
— Знаур? Откуда ты свалился! — рванулся Костя к своему другу.
— Приехал… Пришел. К тебе. Дядя Саладдин умер…
— Красота! — воскликнул Костя и, повернувшись к завделу, пояснил: — Теперь он тоже сирота — ни матери, ни отца, ни дяди. Сам он — пастух.
— Понятно. Кройте втроем, веселее будет! — и, чуть понизив голос, завдел сказал: — Я и сам, ребята, скоро приеду туда, в район боевых действий. Не могу оставаться среди этих бумаг.
На прощанье очкастый посоветовал ехать через Владикавказ и устроиться на каком-нибудь эшелоне, следующем прямо в Ессентуки.
— Лучше всего — с фуражом. И людей нет, и спать мягко.
Когда распрощались и вышли из окружкома РКСМ, красный от возбуждения Костя, не сдерживая счастливый смех, сказал:
— Ей-богу, свой парень. Едем, ребята? У тебя что в мешке, Знаур? Закусить бы для нормальности.
Костя аккуратно заправил видавшую виды отцовскую гимнастерку в залатанные красноармейские штаны, крепко затянул тонкий потрескавшийся ремень.
— А в животе марш играет. Как сбежали с Ахметкой из детдома, один раз только поели сухарей…
Знаур предложил уничтожить пироги. Ребята поели на берегу реки. Мешок Знаура заметно полегчал. Не теряя времени, собрались идти в поход.
Друзьям нужно было сделать крюк в пути, побывать в Фидаре — получить документы в сельском Совете.
Только как быть с Ахметкои? Сам он из ингушского аула Назрань, далеко за Владикавказом, в направлении Грозного. Да в родном ауле никого близких у Ахметки нет. Отец и мать умерли. В детский дом Ахметка попал случайно. В поисках Южно-Осетинской красной бригады, где, по слухам, служил его дядя Абдулла Арсланов, Ахмет пришел во Владикавказ. Ночевал на вокзале. Патрули разбудили его, доставили в приемник, откуда утром отправили в селение Христиановское — подальше от городского тифа в только что созданный детдом. Тут-то Ахметка и подружился с Костей Коняхиным.
Из-за беспорядков и частых перебоев с продовольствием детдом скоро перестал существовать. Куда идти? — На фронт. Так, по крайней мере, решили Костя и Ахмет.
Костя сосредоточенно морщил веснушчатый лоб.
— Где бы раздобыть бутыль хорошей араки? — спросил он.
— Зачем? Пить?.. — удивился Знаур.
— Для писаря Микитенко. Так, за один бужныг[30], он не будет писать справку Ахметке. А за бутыль араки Микитенко самому черту выпишет церковную метрику о рождении…
— Достанем. Но мне придется вернуться домой, — сказал Знаур.
