И Уэйн превратился в горбатого персианина, увенчанного белым тюрбаном.
Мистер Стрэнкл из своих сорока лет более десяти провел в беспрерывных путешествиях по арабскому Востоку. Но вид имел отличный, никогда не унывал, был человеком действия, ясно видящим перед собой ближайшую цель. После успешного вояжа в Россию, он рассчитывал получить две-три сотни тысяч фунтов стерлингов и жениться на мисс Мэтток, дочери богатого и влиятельного генерала Роджерса Бэттлера.
Стрэнкл не любил отдыхать. «После пятидесяти можно, пожалуй, и передохнуть пару лет, — размышлял он порой. — А потом занять место, как у Джона Уэйна. Власть министров покажется шаткой и призрачной, если знать дела профессора Уэйна. Их пустые речи — ничто в сравнении с двумя-тремя фразами шефа. Старый Джон может, выражаясь словами поэта, из горничных делать королев, а из президентов — продавцов табачных магазинов. Он способен совершить дворцовый переворот в одной из «подшефных» стран, потопить военный корабль, незримо присутствовать на тайных совещаниях правительств, через агентов — женщин редкой красоты — навязывать свою волю государственным деятелям…»
Таким же магом мечтал стать со временем мистер Стрэнкл. Ради этого, как полагал он, стоило поехать не только в Россию, но и к черту на кулички. Билл верил в свою звезду, и ничто не страшило его.
Стрэнкл не терял времени понапрасну. Накануне отъезда из Тегерана он решил нанести визит по адресу, полученному в Константинополе. Фамилия, указанная в адресе, кажется совпадала с названием башни, которую необходимо было разыскать в горах Кавказа. Об адресе ничего не знает старый хрыч Уэйн, пусть удивляется потом, как быстро и чертовски умело действует Билл Стрэнкл. Пусть столичные шефы поставят имя Билла рядом с именем восходящей звезды — полковника Лоуренса!
Стрэнкл шагал по закоулкам Старого города. Около приземистого каменного здания шашлычной остановился, прочитал странную вывеску: «Невидимая нить».
— Чертовщина! — пожал плечами Стрэнкл. Но священный стих, должно быть, из корана, написанный на стене древней арабской вязью, пояснял смысл: «Ешь дотоле, пока перестанешь черную нить отличать от красной».
— Кажется, здесь, — буркнул Стрэнкл и спустился по старым каменным ступенькам вниз.
— Милости просим, — с поклоном встретил его хозяин-грузин. Говорил он по-русски, очевидно, приняв вошедшего за русского белоэмигранта. Несмотря на жару, хозяин был в высокой смушковой папахе.
