Вскоре рассказ юнкера стал известен многим. В литературных студенческих кружках говорили: «Так надо творить! Художник и молодой поэт с Кавказа Хетагуров, будучи честным человеком, решил сначала сам побыть в роли тех, чьи образы собирается воссоздать кистью и пером. Он смело пошел по стопам Василия Васильевича Верещагина…»
Тит ходил раздосадованный. Сначала, правда, цель как будто была достигнута: Клементина Эрнестовна всплеснула руками и наедине с Ольгой заявила ей о невозможности дальнейших посещений Хетагуровым их дома, настояла, чтобы дочь тут же написала письмо своему «несносному кавказцу». Принудить своенравную девушку матери удалось не сразу. Только после трех обмороков и компромиссной просьбы отца: «Сделай, как просит мать, а потом поступай по-своему», — Ольга написала и окропила слезами записку, в которой сетовала на «злую судьбу». Клементина Эрнестовна сама отправила письмо на почту. Девушка спохватилась, сбивчиво написала еще одну записку, просила прощения, раскаивалась в своей слабости перед гневом матери. Но покаянная не дошла до адресата: услужливая горничная передала ее в руки Клементины Эрнестовны.
«И зачем я писала», — раскаиваясь, в отчаянии шептала девушка, не дождавшись ответа. Я, кажется, совсем лишилась рассудка.
Вскоре имя молодого художника стало одним из популярных среди передовой молодежи столицы, и хозяйка дома даже как-то сама поинтересовалась, куда исчез товарищ Володи, «задумчивый молодой человек с такими выразительными глазами». Ольга с трудом скрывала радость в предчувствии новой встречи. Будь теперь в Петербурге Володя!..
А когда знаменитый критик Арсеньев в присутствии Клементины Эрнестовны сказал, что «осетинец Хетагуров — человек необыкновенный, самородок из Кавказских гор», хозяйка дома окончательно переменила свое отношение к Хетагурову. Он получил официальное приглашение к Ранцовым.
Но Коста не пришел. «Этот дом не для меня, — думал он. — Пусть процветают там титы титычи…»
Было грустно, что не повторятся больше радостные минуты встреч с дорогим существом, когда чувствуешь, как от близости еще неизведанного счастья расширяется сердце…
Наступили суровые дни. Приходилось много работать на пристани, допоздна сидеть за книгой, а в воскресные дни трудиться у полотна. Времени на отдых не оставалось.
Здоровье покидало Коста.
Ученики Павла Петровича Чистякова ожидали своего учителя в его частной мастерской — адъюнкт-профессор задержался на Совете академии, куда его часто приглашали как опытного педагога. Среди присутствующих были будущие знаменитости — Валентин Серов и Михаил Врубель. Они учились в старших классах, но пришли сюда так же как и Хетагуров. Говорили о том, о сем.
