Вошла горничная, перебила:
— Константин Левонтьевич, барышня Ольга Владимировна просют вас в библиотеку пожаловать.
— Прошу прощения, господа… Впрочем, я высказал все.
Хетагуров вышел. Вслед за ним комнату покинул Тит Титович — блондин с глазами-щелками. Коста заметил, что Тит подозрительно долго рассматривает какой-то маленький этюд возле двери, ведущей в библиотеку. Значит, он следит? Это Хетагурова забавляло.
— Вам не кажется, что кто-то следит за нами? — спросила Ольга. — Уверена, что это Тит, которого зовут молотить, а он не идет, ленится…
Последние слова она произнесла громко, чтобы слышно было в соседней комнате. Расчет ее оправдался: послышались шаги, пристыженный Тит Титович ушел.
— Прошу вас, сядьте.
Ольга тоже села в кресло-качалку напротив. В неярком зимнем свете мягко вырисовывался профиль девушки: черная изогнутая бровь на высоком красивом лбу, тонкий нос, губы с опущенными уголками — весь облик, как будто давно знакомый, странно подействовал на воображение Хетагурова. То представлялось, что перед ним ожила картина Рафаэля, и он пытался проникнуть в тайны мастерства великого художника, то снова казалось, что этот образ — из сновидений далекого детства.
— О чем вы думаете, Константин Леванович? — спросила Ольга, покачиваясь в кресле.
— Я знаю, Ольга Владимировна…
— Очень прошу: когда мы наедине, зовите меня просто по имени, — перебила она.
— Я знаю, что с вами можно быть откровенным, — продолжал Хетагуров. — Вы спросили, о чем я думал, глядя на вас? Я смотрел на вас с затаенной тревогой, даже страхом…
— Почему? — искренне удивилась Оля.
— В вас можно найти идеал любви. Но потом… потом в вашу юную, чистую, как горный родник, жизнь незримо прокрадется людская оскверняющая ложь. А как страшно — разувериться в своем идеале! Представьте себе дикаря, который годами молился на маленького идола, считая его божеством, и вдруг набрел однажды на мастерскую, где куколки делаются из древесной коры… Впрочем, не совсем удачное сравнение. Ведь я говорю не о молчаливом идоле, а о человеке, об идеале любимой женщины.
Ольга невесело рассмеялась.
— Далеко же вы смотрите, Константин Леванович…
— Очень прошу вас: зовите меня тоже просто Коста, по-осетински.
— Вы далеко смотрите, — повторила Ольга. — Еще не полюбили, а переживаете весь ужас разочарования. Странно!
— Простите меня, Ольга. Мне хотелось сказать другое: вы выделяетесь из своей среды. Но удастся ли вам остаться такой, не раствориться в атмосфере светской лжи?
