Их было трое | страница 115



Тачанка перевернулась на бок. На земле барахталась раненая лошадь. Ездового и пулеметчика не было видно. Знаур заметил — одно колесо тачанки крутилось в воздухе.

Вдруг со стороны казарм раздался винтовочный залп.

Ребята подняли головы. Красноармейская цепь шла в атаку. Знаур подумал, что это был только один их взвод. Но увидел знакомую фигуру политрука Икати. Значит, вся рота здесь!

— Знаур, смотри, пожалуйста: это Костя. Клянусь. Вон его рыжий голова блестит. Фуражку потерял, должно быть…

Рядом с политруком, держа тяжелый карабин на перевес, шагал Костя. Значит, это он, их друг, так быстро привел роту. Но как ему удалось — ни Знаур, ни Ахметка понять не могли. Не на крыльях же летел он в штаб бригады!

Перестрелка продолжалась какие-то минуты. Внезапность атаки решила исход боя. Передовые красные бойцы уже орудовали на усадьбе коммуны. Где-то в сарае или внутри дома раздался глухой взрыв ручной гранаты, зазвенели разбитые стекла. Потом все умолкло. Только потрескивала догорающая крыша.

Повстанцы с поднятыми руками сгрудились у каменной стены, где недавно стояли и смотрели смерти в лицо активисты коммуны.


Занималась утренняя заря…

— Нельзя остановить восхода солнца, — сказал политрук Икати, — нельзя остановить и рассвета новой жизни на земле. Эти абреки только что хотели сжечь хлеб первого урожая — семенной фонд коммуны. Но не успели. Запомним, товарищи, день 13 октября 1920 года: сегодня осетинские стрелки выручили из беды русскую коммуну под Пятигорском и спасли ее семфонд. Эти семена дадут чудесные всходы…

Сотни людей, собравшихся на необычный, стихийно возникший митинг, слушали политрука.

После того, как Петр кончил, Пелла спросил:

— Что будем делать с ними?.. — он кивнул в сторону обезоруженных налетчиков.

— Я думаю, народ подскажет, — ответил политрук и обратился к станичникам:

— Товарищи! Как поступить с ночными «гостями»? Какой будет приговор членов коммуны?

Люди молча посмотрели на убитых коммунистов, сняли шапки.

Наступила жуткая тишина. Стоявший позади красноармейской цепи Знаур только слышал постукивание своего сердца и чувствовал горячее плечо Ахметки.

В молчании сотен людей бойцы и командиры прочли суровый приговор. Без команды подняли карабины.

По ту сторону

Сырая осенняя ночь спустилась на ворчливую, помутневшую от ливней Кубань. С невидимых гор Карачая полз косматый туман.

На правом берегу реки на окраине богатой станицы Баталпашинской поблескивали робкие огоньки приземистых хат.