Знаур не ошибся. Это был эшелон с пополнением Красной Армии. В одном из вагонов молодые голоса нестройно пели новую песню.
Белая армия, черный барон
Снова готовят нам царский трон…
Запевал чей-то бойкий тенор, а остальные подхватывали:
Так пусть же Красная сжимает властно
Свой штык мозолистой рукой!..
Ребята вышли на перрон, робко оглядываясь.
— Знаете что, хлопцы! — осенило Костю. — Давайте скажем, что мы отстали от поезда, который ушел раньше этого, и будто бы мы догоняем свою команду.
— Клянусь аллахом, — поддержал Ахметка, — ты мудрый слово говоришь, Костя!
— Хорошо, — согласился Знаур. — Будем про Ахметкиного дядю говорить. Едем к нему — и все. Где он служит?
— В вашей осетинской бригада, — ответил Ахметка. — Он там есть командир. Начальник. Клянусь.
— Ладно, не хвастайся, — оборвал Костя. — Только так, ребята: буду я говорить. Вы поддакивайте, что я не вру, а говорю святую правду, как на духу у попа.
Из вагона выпрыгнул шустрый паренек с наганом на поясе и красной звездой на рукаве.
— Вам что — особое приглашение? — напал он на ребят. — А ну, давай быстрей в вагон!
— С друзьями прощались… — невнятно пролепетал Костя.
— Хватит, уже отправление.
В «телячьем» вагоне было человек двадцать. Какой-то здоровенный детина сидел возле «буржуйки» и раздавал хлеб с селедкой.
— Подходи, эй, опоздавшие!.. Кому не хватает, налетай — пять хвостов остается в резерве.
Друзья устроились в самом углу, под нарами. Вагон рвануло, сильно толкнуло назад, лязгнули буфера. Поезд медленно набирал скорость.
Знаур толкнул в бок Костю:
— Едем, Коста!
— Ага, едем…
— Ей бог, наш дело хороший! — радостно прошептал Ахметка.
Тот же здоровый парень, что раздавал селедку (он, видно, был в вагоне за старшего), на какой-то маленькой остановке принес в вагон охапку сена.
— А ну, кто там, — обратился он к лежащим на нарах. — Гибитов, Кастуев, давайте, за мной, еще сена трошки принесем. Гарни постельки дробим…
Дальше ехать было совсем хорошо — лежали на душистом сене.
На душе легко: в вагоне никого из начальников нет, значит, нечего страшиться расспросов и допросов.
На станции Прохладной в дверь заглянул кто-то с фонарем, в очках.
— Здесь нет отставших, товарищи?!
— Нету, товарищ помначэшелона! — прогремел голос старшего.
Знаур посмотрел на помначэшелона. Сомненья нет: это не кто иной, как очкастый завдел Христиановского окружкома РКСМ. «Не выдаст», — подумал Знаур, засыпая.
Чуть свет прибыли в Минеральные Воды, и старший по вагону (звали его Арсентием Плахой) снова раздавал все ту же астраханскую селедку и тот же черный липкий хлеб.
