Григорий Иванович Северин не просто вышел прогуляться по свежему воздуху. Во время неудач и разочарований балтийский матрос с лицом, закаленным ветрами многих морей, испытывал желание излить душу, высказать наболевшее кому-нибудь из таких, как Знаур, кто не осудит, не посмеется, а по-детски искренне разделит горечь переживаний.
— Да, нескладно получилось у нас, — говорил Северин. — Два матерых кашалота уплыли — Стрэнкл и доктор Мачабели…
Северин не мог простить себе этого. Через графа Шувалова были раскрыты и пойманы почти все, кто входил в штаб «боевого союза» возрожденцев. Накануне исчезновения доктора в облчека поступило сразу два сигнала, дающих основание немедленно арестовать его. Первый сигнал — записка с иностранным «акцентом». В ней говорилось о том, что некий врач-микробиолог собирается делать смертельные прививки тем, кто добровольно уезжает на фронт. Не составляло труда догадаться, о ком шла речь. Лади Георгиевич Мачабели был единственным членом призывной комиссии, занимающимся прививками. Судя по почерку, автором письма была женщина. Второй сигнал — устное заявление Нины Реутовой, молодой медицинской сестры из лаборатории Мачабели, обнаружившей в шкафу баллон с незнакомой вакциной «Ц» для инъекций. В отсутствие доктора девушка взяла из баллона пробу под микроскоп и немедленно побежала в чека…
Микробиолог имел тонкое звериное чутье. Еще до того, как за его квартирой было установлено наблюдение, Мачабели попросил в облздраве легковой автомобиль, добрался по Военно-Грузинской дороге до селения Чми, шоферу велел вернуться на первый Редант и подождать. Через горы перебрался в Грузию. Там след его пропадал.
Шувалова увезли в Москву. Хорунжий Половинка по приговору чека был расстрелян. До сих пор еще Северин слышал неистовый визг труса-предателя, увидевшего на уровне своей головы семь винтовочных стволов…
— А мистера мы с дедушкой Габо проспали, — с горечью сказал Знаур. — Дедушка говорил, с заграничными гостями надо быть осторожней…
— Ладно, Знаур, — перебил Григорий Иванович. — Не будем плохим словом поминать умерших.
Мальчик вздохнул. Жаль дедушку. Вчера вместе с дядей Темболом ходили в лазарет справляться. Там сказали, что старик Габо два дня назад скончался от тифа и похоронен в братской могиле, где лежат тысячи бойцов Одиннадцатой Красной Армии… Знаур знал, что где-то там похоронен и красноармеец Иван Коняхин — Костин отец.
— Ну, орленок, давай прощаться. Пиши письма.
