— Послушай, Павлик, — начала я обрабатывать брата, когда мы были в саду одни, — у тети Тончи три киски, а у нас ни одной, у нее две маленьких и одна большая. Тебе хочется кошку?
— Она большая, как Белина?
— Нет, вот такая малюсенькая. Серенькая. Мурлычет и мяукает: мяу, мяу. Одну зовут Гонза, а другую Минда. Ты какую хочешь?
— Лучше Минду.
— Скажи маме.
Стоило ему только заикнуться о Минде, как мама тут же побежала к тете Тонче. Ей и в голову не пришло спрашивать разрешения у папы, она просто забыла свою дипломатическую отговорку. Через полчаса мама принесла серенький клубочек, чудесный пушистый комочек с янтарными глазами.
Наконец-то у нас есть кошка! Наконец я счастлива, так бесконечно счастлива! Но только счастье мое — капризное. Минда полюбила брата. У Павлика всегда повышена температура, а кошки любят тепло. Он греет, как печь. Минда облюбовала себе ложбинку в его коляске, свертывалась там в клубочек и мурлыкала.
Я брала ее на руки, прижимала к себе, тискала, а в ответ получала одни лишь царапины. Минда явно отдавала предпочтение брату и не разделяла моей горячей любви.
К каким только фокусам я не прибегала, пытаясь заманить ее в свою постель! Ногтями проделала дыру в матраце, достала соломинку и долго-долго водила ею взад и вперед, пока наконец кошка не прибегала поиграть. Я ловко хватала ее и, крепко держа одной рукой, гладила другой. Минда царапалась, вырывалась, потом вдруг успокаивалась под моей лаской. Я щекотала ей шейку, нашептывала нежнейшие слова, умоляла помурлыкать.
Кошка смягчалась, делала вид, что соглашается, но, едва мои руки чуть-чуть ослабляли хватку, она, зашипев мне прямо в лицо, вырывалась и, царапнув на прощание, удирала.
Брат выкидывал ее из коляски, но она опять возвращалась, укладывалась поуютней и мурлыкала.
Я же снова и снова пыталась заманить ее, даже засыпала в неудобной позе, свесив руку до полу.
— Эта девчонка даже спать по-человечески не умеет! — сердилась мама.
А я поняла, что силой заставить полюбить себя нельзя, даже кошку.
Всерьез школа началась для меня только со второго класса, до этого — одна забава. Новая учительница постарше наших матерей, у нее строгое лицо, очки. Она не понравилась нам, мы ей. Ей не удавалось это скрыть, да и к чему? Но мы вынуждены были делать вид, будто радуемся ее появлению.
Недружно, одна за другой, мы встали, захлопали нарты, пеналы полетели на пол, опрокинулось по меньшей мере пяток чернильниц, из наших отдохнувших глоток понеслось нестройное «Приветствуем вас» — нечто среднее между птичьим щебетом и змеиным шипением.
