Культ Неруды она передала и дочери. Поступив в канцелярию практиканткой, Иржа из своего нищенского жалованья — что-то около сотни в месяц — тут же подписалась на собрание сочинений Неруды.
Однако пани Анка и на своей распрекрасной улице вела неустанную классовую борьбу с хозяином дома. Мы всегда были в курсе дела и подробно знали все перипетии этой «тридцатилетней войны». Перемирие было заключено лишь однажды во время стихийного бедствия. Лиса и заяц во время наводнения мирно бок о бок сидели на островке, который уносило течением, а пани Анка с господином домовладельцем вместе спасали несчастных зверушек.
Домохозяин таскал ведра, тряпки и ковры, опасаясь, как бы вода не протекла в квартиру и не повредила разрисованные вручную стены и потолок. Все распри на время позабылись.
Пани Анка застелила свой пол хозяйским ковром, от души радовалась, что он основательно намокнет, и, как только хозяин спускался в свою квартиру, набирала в кринку воды, плескала вдоль стен за плинтусы и сладчайшим голосом кричала с лестницы:
— Ну как, пан хозяин, у вас там еще не течет?
— Еще нет, голубушка!
Тогда за плинтус выплескивалась еще одна кринка.
После перемирия война вспыхнула с новой силой.
Пани Анка отлично консервировала фрукты, у нас в семье такого обычая не было. В витринах кондитерских магазинов стояли заманчивые банки с консервированной черешней, сливой и грушами — несбыточная моя мечта. Мама, конечно, могла бы научиться, да и пани Анка свои рецепты не держала в секрете, но у мамы не хватало терпения чистить сливы или груши, обрывать черенки у вишен, десятки раз ополаскивать фрукты и кипятить банки.
— Только этого мне еще не хватало! — кричала на меня мама, и мисочка компота у пани Анки казалась мне пищей богов.
Нашими скромными туалетами занималась тетя Марженка, белье чинила мама. На долю пани Анки выпало разнашивать обувь. Дело в том, что моя мама была настоящая принцесса на горошине, для ее нежной кожи новые туфли были все равно как испанский сапог. У пани Анки нога была чуть меньше, и она шутя разнашивала любую обувь. Но иногда она задерживалась, долго бегала по своим «кундшафтам» — заказчикам, а когда возвращала туфли, они правда становились мягче, зато вполне были готовы для починки.
Кроме родственников и знакомых, у нас почти каждый день бывали тетя Тонча с Каей и пани Маня с Богоушеком. Маня — одна из дочерей моей дорогой пани Туковой из Бубенеча — после замужества куда-то исчезла, но потом появилась снова, и мы стали встречаться в Голешовицах. Этот квартал освятил нашу новую дружбу, визиты стали привычкой.
