Алтынбек, ни слова не говоря, взял за локоть Маматая и подвел его к человеку, хлопочущему у остановившегося ткацкого стана.
— Парман-ака, познакомьтесь с земляком.
Большой и грузный Парман степенно обошел стан и подал Маматаю огромную шершавую руку.
— Земляк — это хорошо, — зевнул он во весь рот.
— Ну вот и пригласи в гости, — пошутил Алтынбек.
— Посмотрим! — буркнул сквозь рыжие усы Парман.
— Анара, — не унимался Алтынбек, обращаясь к стоявшей рядом девушке, — отец твой собирается пригласить в гости сородича. Может, сразу организуем свадебный той?
Алтынбек, довольный своей шуткой, громко расхохотался. Анара же, исподлобья взглянув на Маматая, фыркнула и обиженно отвернулась. Краска стыда бросилась Маматаю в лицо, и он, круто повернувшись, направился к двери.
— Чего ты, обиделся, что ли? Я же пошутил! — крикнул ему вслед Алтынбек.
Но Маматай не остановился.
— Смотри, какой вспыльчивый! — кинулся за ним девичий насмешливый голосок. — Сразу видно, что деревенщина. Необщительный…
Маматай машинально оглянулся и увидел белолицую, полненькую Бабюшай, насмешливо провожающую его взглядом. Он сразу заметил ее полные икры, додумал со злостью: «На булку похожа, а туда же…» — и с вызовом крепко хлопнул дверью. Однако в его душе остался неприятный осадок, отчего постепенно стало ныть сердце: «Зачем она меня оскорбила?»
И тогда мысли его унеслись далеко-далеко, в кишлак, к Даригюль. Какой она была чуткой! Не то что эта, городская, обозвавшая его деревенщиной
* * *
Спустя некоторое время Маматай и в самом деле стал гостем дома Пармана-ака. Обычно визиты выглядели так: гость сидел за столом, подпирая кулаками подбородок, и в упор смотрел на хозяина, возлежащего на диване с большой пуховой подушкой под боком. Таким образом, со стороны общение хозяина с гостем выглядело довольно странным. Маматай бросит два-три слова, а Парман буркнет в ответ «да» или «нет», а то и вовсе издаст какой-то гортанный звук, и опять в комнате надолго воцарится тишина. И все-таки Маматаю стало казаться, что он может теперь понять характер Пармана-ака.
Батма, жена Пармана, худощавая высокая женщина с голубыми растерянными глазами, готовила ужин на кухне, в то же время успевая и к гостям, чтобы как-то оживить затухающую беседу. Приветливая, быстрая, словоохотливая, Батма заполняла собою весь дом, засыпая мужчин градом вопросов и без конца теребя мужа, мол, встряхнись, не усни.
— Ну что же ты за человек, хотя бы расспросил как следует о своем кишлаке, о родных… Ну что же ты молчишь…
