— Откажусь, — бросила я ему, смотря на воду.
Водоём был большим и манил искупаться, обещал очищение души и мыслей.
Жаль только, что купальника не было. Я печально вздохнула.
— Нади, если ты переживаешь по поводу ужина, то не думай. Шоу всем понравилось, — произнёс медленно Таг.
О да, мне очень понравилось, но только не это шоу, — прошипело внутреннее я.
— Меня это не волнует, — сухо ответила ему.
— Тогда поясни мне, почему ты так себя ведёшь? — допытывался он.
— Отвали от меня, — грубо оборвала я его.
— Злишься, — констатировал он, — на что?
Я сжала зубы. Козёл, ты ещё спрашиваешь? Ведёшь себя как ангел, и не ты всю ночь развлекался с девушками!
Сердце кольнуло. Это что, ревность? Нет, это обида, никакой ревности!
— Что тебе не ясно? — я повернулась к нему. — Отвали, — по слогам произнесла я.
— Так, хватит, Надели! — повысил он голос. — Меня достало это!
— Достало? И что же тебя достало? — изумилась я. — Наверно достали поцелуи и ласки ангелов, бедный малыш. Или слишком истощён, и тебя достало это?
Сочувствую, крылатый, — издевательски пожалела я его.
Его лицо побелело, он сжал губы и отвернулся.
— Ты была в зале наслаждений? — процедил он.
— Это в том месте, где всё насыщено похотью и грязью? Где ты возлежал на подушках, наслаждаясь умелыми руками твоих шлюх? Тогда да, была, — я не смогла скрыть отвращения ко всему этому.
— А что мне надо было сделать? — он вскочил с места. — Вернуться в спальню, где находишься ты? И заняться с тобой любовью? И этим подписать тебе и мне приговор на всю жизнь? Что я должен был делать?
— Да мне плевать! — я тоже встала с места. — Только ты не осознал, что тем самым уже подписал и себе, и мне, и своим друзьям приговор на гнев своего отца! Знаешь, насколько ты противен? — скривилась я. — От тебя воняет гнилью, на тебе столько грязи, что ты никогда не отмоешься! И мне сейчас тебя ни капли не жаль. Отец твой правильно поступил, отправив тебя в лагерь, а я бы посоветовала оставить там, ибо ты не познал всю прелесть жестокости!
— Что? — тихо спросил он. — Откуда ты знаешь?
— Твоя любящая мамочка рассказала, и я наполнилась жалостью к тебе и поэтому позволила в ту ночь тебе вольности, но не более того. Я считала, что тебя можно спасти, но сейчас уверена, что спасать тебя — это самое глупое, что могло прийти мне в голову. Ты не достоин спасения, ты достоин боли и унижения, потому что ты сеешь вокруг себя только эти чувства!
Он закрыл глаза и усмехнулся, затем это перешло во что-то ужасное. Он начал смеяться, но как будто задыхался от этого веселья.
