— Жалость, — продолжал он издавать эти звуки, но его глаза резали меня острее ножа. — Оставь её для себя, Нади. Это тебя нужно жалеть. Маленькая девочка попала под обаяние развратного серафима. Да я уверен, что ты приревновала. А ревность рождается только под слоем любви. Дура, ты полная идиотка, если считаешь, что я смогу полюбить тебя. Кто ты, а кто я?! Думаю, пришло время прекратить всё. По приезде отца я расскажу ему правду, и мне плевать, что будет с тобой, я даже посоветую тебя наказать. Чтобы выбить из тебя все твои чувства, чтобы ты стала пустой, неживой и желающей смерти!
Его слова разорвали внутри меня что-то, боль от этого стала такой сильной.
Глаза защипало, и я почувствовала слёзы, которые затуманили образ злого, бессердечного парня.
— Я буду только «за», — тихо ответила я. — Ты считаешь, я люблю тебя? — я смахнула слёзы. — Ты слишком высокого мнения о себе, Тагас. Ты ничтожество, ты самый ужасный человек, которого я встречала. Но я признаюсь тебе, я искала в тебе нечто большее, твою душу. Но её нет, её никогда не будет…
— Хватит! — повысил он голос. — Хватит! Я не стану слушать новые и новые оскорбления от тебя, — он подскочил ко мне, схватив за локти, и встряхнул. — Я не хочу тебя, я не люблю тебя, я ненавижу тебя, ты отвратительна, ты…
— Что я? — нервно рассмеялась я. — Скажи мне ещё гадостей, Тагас. Вперед, потому что они меня не трогают.
— Не трогают? — прошипел он мне в лицо. — Думаю, сейчас тронут. Знаешь, почему твоя мать тебя не любила? Знаешь, почему она не обращала на тебя внимания, а ты искала её любви? Потому что ты не была её дочерью! Она приняла тебя, потому что любила твоего отца даже после того, как твоя настоящая мать умерла, подарив тебе жизнь, и твоему папочке ничего не оставалось, как принести тебя в семью! Ну что, это тебя тронуло?!
— Что? — переспросила я.
— Да, поэтому ты не похожа на неё, я покопался в твоём деле, в твоей жизни. И сейчас я рад сказать тебе это в лицо, потому что раньше я тоже испытывал к тебе жалость. Но в данный момент мне тебя ни капли не жаль. Ты незаконнорождённая, подкидыш и нагулянный ребёнок!
— Врёшь! — я вырвалась из его рук. — Ты всё врёшь!
— А спроси сама у своего отца, он тут, в лагере для потерянных, — предложил он.
Мне стало плохо от осознания его слов, и я осела на землю. Губы пересохли, и дышать стало трудно, я схватилась за сердце, которое заболело так сильно, что захотелось кричать.
— Нади, — Таг сел возле меня, — дыши, прости меня, дыши.
