Порывшись в кармане, я вынул мобильник. Я не сомневался, что аккумулятор давно сел – ведь теперь Мэгги каждый вечер не ставила мой телефон на зарядку рядом со своим, однако я ошибся. Индикатор показывал процентов тридцать заряда, и я порадовался, что в свое время не стал устанавливать новомодные приложения, которые сажают батарею на раз.
Вглядываясь в засветившийся экран, я машинально просмотрел список поступивших сообщений. Одно из них было от Эди – она сообщала, что не может дозвониться до Мэгги, и спрашивала, все ли у нее в порядке. Немного подумав, я набрал: «Мэгги в больнице. Позвоню, когда будет лучше», – и поскорее отправил: чтобы не передумать и не дать чувству вины овладеть мною.
Да, после всего, что случилось, мы как бы отгородились от прежних знакомых, стараясь общаться с ними как можно реже. Довольно скоро многие их них полностью исчезли из нашей жизни, и их можно понять. Одна Эди не сдавалась, причем особенно настойчивой она была именно в последние месяцы. В ней каким-то непостижимым образом сочетались неизменная доброжелательность и несгибаемое желание достучаться до нас во что бы то ни стало. И все же мы не могли заставить себя открыться нашему последнему настоящему другу. Интересно, подумал я сейчас, как много Эди знает? О чем догадывается?.. Может ли быть так, что мое шестимесячное молчание оттолкнуло и ее?.. На всякий случай я выключил телефон, чтобы не написать Эди еще одно текстовое сообщение и избежать соблазна укрыться от реальности в мерцании жемчужно-серого экрана.
– Ну, Фрэнк, давай! – сказал я себе вслух. – Не медли.
Да, Мэгги, да. Я должен продолжать, как бы трудно мне ни было. Я расскажу тебе все. В том числе – самое страшное и стыдное, потому что у нас действительно очень мало времени. Итак, на чем мы остановились?.. Ах да… Нет, я никогда не считал, что тебе все равно, будет у нас ребенок или нет. Не настолько я глуп. Просто вызвать тебя на откровенность всегда было нелегко, особенно если дело касалось тебя лично. Да и раз на раз не приходился. В одних случаях, обнаружив наступление месячных, ты относилась к ним так же привычно-равнодушно, как к необходимости оплатить счет за газ или вынести мусор. Но порой ты бывала просто безутешна. Тогда ты по целым дням не выходила из спальни, и мне оставалось только прислушиваться к каждому твоему шагу, к каждому шороху. Негромкое журчание кроватных пружин или скрип половиц заставляли мое сердце радостно биться в надежде, что полоса уныния и отчаяния позади, и ты встаешь и надеваешь халат, чтобы вернуться ко мне, к моим распахнутым тебе навстречу рукам. Когда же вместо этого я слышал шум спускаемой в туалете воды и стук закрывшейся двери, все мое тело пронизывала мучительная боль.
