Лицо короля обрело то выражение, которое Валентин видел много лет назад и тогда, в прошлом, назвал сочувствием и пониманием. Признанием чужой боли.
Леон вообще был неплохим человеком. Душевным. Особенно тогда, когда чувствовал свою вину.
– Я рад за тебя, – сказал король. – Хотя ты в это и не веришь. Но я правда рад.
Тучи сгустились, окутывая венценосный лик, и почти сразу же растаяли. Разговор закончился – Леон всегда оставлял за собой последнее слово. А Валентин с ним не спорил.
Он полежал в бассейне еще пару минут и вышел из воды.
Девушка еще спала. Ее лицо в рассветных лучах было расслабленным и тихим. Валентин присел на кровать рядом, погладил Дайну по щеке согнутым указательным пальцем. Она не проснется – будет спокойно спать, пока Валентин не разбудит.
Сейчас, сидя рядом со спящей Дайной, маг наконец-то чувствовал себя живым. Не чудовищем в маске, от одного вида которого немеют и студенты академии, и владыки сопредельных стран, что уж говорить о податных сословиях.
Просто живым человеком.
Она понравилась ему еще тогда, на приеме во дворце. В тот день Дайна была похожа на солнечный луч, который пронзил запыленный воздух комнаты. После приема был бал и танцы, и Валентин смотрел, как она кружится в объятиях Кендрика – воздушная, легкая, нежная – и невольно ловил себя на зависти к чужому счастью. В тот день Дайна выглядела счастливой, и Валентин тогда не знал, что в венценосной семье нет ни намека на любовь.
Но она понравилась ему. Маг отложил воспоминание о том дне в дальние глубины души, и оно ожило, когда прилетела записка Баэрна.
Валентин вспомнил обряд, который провел в самом начале лета после короткого разговора с Леоном. Тогда маг сделал то, что всегда вызывало в нем неприязнь и трепет: пришел в Тайный зал академии и встал перед зеркалом пророчеств.
«Тебе понадобится некромантка, – откликнулось зеркало в тот момент, когда он уже устал надеяться на ответ. – Она придет в последние дни лета. Она спасет многих, если ты направишь ее и будешь хранить и оберегать. Некромантка – вот твоя надежда, вот новая жизнь для всех».
Дайна шевельнулась на смятых простынях, вздохнула во сне.
Валентин поднялся с кровати и стал одеваться. Все намного проще: у него давно никого не было. Очень давно. Вот и все. Вот и вся причина его нынешнего душевного волнения.
Ему вдруг вспомнилось призрачное, далекое. Земля, которую потихоньку сковывали осторожные утренние морозы. Леса – раньше они казались яркими зелеными шевелюрами великанов, а потом плеснули на себя золотисто-алым пламенем и сбросили листву, потемнели. Осень – лучшая охотничья пора: со всех сторон тогда доносился веселый лай старфалийских гончих, чуть приглушенный вуалью тумана.
