Прошло, наверное, полчаса, пока осела пыль, и Степан Васильевич вновь возобновил передачу.
— Как вам нравится эта красная мука? — он показал товарищам видеозапись какого-то чрезвычайно густого и грязного тумана. Этот туман клубился, бурлил, не оседая. — Думал, конца не будет. И теперь еще кажется, что на зубах песок.
— Похоже, тут без вездехода и шагу не сделаешь. — Павел представил себя на месте капитана в этой подвижной массе и мысленно посочувствовал ему. Наверное, не очень сладко, если ощущение песка было таким реальным.
— Сейчас проверю, — спокойно сказал Бурмаков и спустил в открытый выходной люк трап. — Ну, я пошел... Один маленький шаг человека... — рассмеялся капитан.
Осторожно ставя ноги — мягкая лестница покачивалась, извивалась, — он выбрался из люка и, ловко перебирая руками по перилам, спустился по ней.
Степан Васильевич сделал несколько шагов в сторону от ракетоплана. Ноги проваливались в сыпучий песок, и ямки от больших тяжелых ботинок быстро заплывали песком, не держали следов человека.
— Легко как, ребята! Необычно! — кричал Бурмаков, вытанцовывая какой-то танец. Попытался носком ботинка копнуть вглубь. Песчаная толща не поддалась, осыпалась, и он махнул рукой, весело, беззаботно: — Оставим недра для геологов или, как их там, ареологов.
Бурмаков шутил, был не похож на себя обычного, сдержанного. Радовался, что Марс встретил первого человека совсем не враждебно, как своего.
Телеэкран чрезвычайно точно передавал скупые марсианские краски. Пустыня, насколько брала камера, была красноватой, волнообразной и неподвижной, застывшей. Павлу подумалось, что все это — и Марс, и Бурмаков — нереальны, как бы снятся ему.
А Степан Васильевич постоял минутку, глядя на чудесное сине-фиолетовое небо, на котором тускло светило, словно ненастоящее, непривычно маленькое, нежаркое Солнце, и вдруг побежал, смешно загребая ногами и размахивая, помогая себе, руками. Пробежав, остановился, нагнулся, набрал пригоршню песка и, поднеся его к глазам, пропустил меж пальцев. Павел смотрел, как струятся мельчайшие красноватые частички, похожие на окрашенную воду, и думал: неужели эти песок и камни, что громоздятся на горизонте, будут их едиистиной находкой?
Наверное, Степан Васильевич понял его мысли, а может, и сам не испытывал восторга от скучной природы, потому что, как бы утешая, сказал:
— Мы пустыню выбрали для начала, друзья.
Павел хотел сказать, что и в горах будет то же самое, но промолчал. Впрочем, никто и ничто не обещали людям жизни на Марсе. А интересные находки будут. Но даже не в этом дело, Марс — только начало...
