— Есть!
На первый раз Бурмаков не ставил перед собой больших задач. Решил пролететь километров двести над местностью, которая условно принимается за границу озера Солнца и пустыни, и над устьем канала Нектар повернуть назад. Но возвращаться не прежним путем, а напрямик.
— Выход разрешаю, — Павел пожал Бурмакову руку. — Счастливо.
Степан Васильевич обнял товарищей за плечи. Отпустив, сказал:
— Не волнуйтесь, все будет хорошо, — и направился в эллинг, где стоял ракетоплан.
Павел с Витей на экране внутренней связи наблюдали, как он надел скафандр, легкий, похожий на спортивный костюм, и очень прочный; как опустил на голову гермошлем. Подготовившись, Степан Васильевич сквозь прозрачный пластик гермошлема подмигнул товарищам — он их тоже видел на своем экране:
— Не горюйте, ребята, придет и ваша очередь.
Услышав голос Бурмакова, немного измененный микрофоном и поэтому чужой, Витя засопел, однако бодро крикнул:
— Скорее бы!
— Не пройдет и суток, — засмеялся Бурмаков и забрался в ракетоплан.
Связь отключилась. Несколько минут компрессоры откачивали воздух. Потом корабль содрогнулся, и в иллюминаторах, оставляя за собой дымный шлейф, промелькнул серебристый «Скакунок». Сквозь шум и треск помех пробились едва слышные слова:
— Я в полете!
— Удачи, — пожелал Павел, хотя Степан Васильевич вряд ли услышал его. Оставалось только внимательно следить за ракетой — на экране она выглядела маленькой хвостатой рыбкой. Сначала она стремительно неслась вниз, а над поверхностью расправила, как настоящая рыба плавники, стабилизаторы-крылья и замедлила движение,
— Все нормально, — сообщил Бурмаков. — Смотрите вместе со мной.
Телепередатчик «Скакунка» ожил, и на экранах Павел с Витей увидели песчаные барханы пустыни. Если бы не цвет, яркий, непривычный, можно было подумать, что это трансляция откуда-то из Средней Азии или Сахары. Изображение было четким, и Павел подключил передатчик на Землю. Событие заслуживало, чтобы люди узнали о нем немедленно.
Полет ракетоплана продолжался около часа. Бурмаков за все это время ни словом не прокомментировал то, что видел, ни разу не проявил своего отношения к марсианским пейзажам. Вроде все и всем давно было известно.
Бурмаков не рискнул опускаться на иззубренную лавовую поверхность — дно озера Солнца — и выбрал участок между двумя дюнами. С «Набата» было видно, как «Скакунок» пошел на посадку кормой вниз, поднимая тучи песка и пыли, а вскоре и сам исчез в этих красных клубах.
