Тогда Павел справился. Сначала с собой, со своей морской болезнью, потом и с бешеной стихией. Ведь выбросил из головы опасность, страх. Забыл их. Видел только силу, которую должен был одолеть...
Павел в мыслях еще был на Земле, среди бурных морских волн, и поэтому не сразу понял: что-то произошло. Словно в незаметную жизнь корабля ворвалось что-то постороннее. И пропало. Оно было таким неуловимым, что Павел не поверил себе. Мгновение-другое он тупо смотрел на неподвижные стрелки индикаторов, потом спохватился, нажал клавишу контрольной системы автопилота. Запись на приборах поползла в обратном направлении. Невидимое перо вычерчивало ровную волнообразную линию. Павел хотел было уже выключить электронный контролер, как перо вдруг подскочило вверх, оставив за собой одинокий и не слишком высокий пик. Это означало, что «Набат» как бы споткнулся в своем полете, совсем как человек, который поднял ногу, но сделал шаг, задержавшись. Павел передернул плечами и проверил, не было ли встречи с крупным метеоритом. Пространство на много километров вокруг было чистым. В общем, он мог это и не проверять — появление метеорита отметили бы другие приборы.
Павел подумал, что, наверное, какой-то марсианский вихрь вырвался на стопятидесятикилометровую высоту и задел по дороге их корабль. Он понимал, что это невероятно, однако другого объяснения не находил.
Бурмаков, выслушав отчет Павла о вахте, внимательно просмотрел все записи систем управления «Набата». Но и он не смог сказать что-нибудь определенное. Тем более что новых толчков не было, хотя корабль после этого сделал шесть витков вокруг Марса.
— Будем считать это первой загадкой воинственного соседа Земли, — сказал он Павлу.
— А что остается?
— Ждать, — беззаботно заявил Витя. — Если это не случайность, то обязательно повторится.
— Мудрец! — Павел шутливо дернул юношу за волосы.
— Не такой уж дурной совет, — улыбнулся капитан, — Нам действительно нужно набраться терпения.
Впрочем, придавать большое значение этому почти незаметному толчку, отмеченному лишь бодрствующими автоматами, оснований не было. И Павел быстро перестал думать о нем — настала пора высадки на Марс.
Район первого знакомства с планетой вызвал у Павла двойственное чувство. С одной стороны, естественный интерес человека к чужой планете, с другой — некая разочарованность, обман в надеждах. Под «Набатом» были суровые мертвые пустыни. В душе Павел был больше реалистом, чем мечтателем. И от первой экспедиции на Марс хотел иметь открытия не только общенаучные, но и конкретного прикладного значения. Он не скрывал своих взглядов, и Бурмаков, показывая ему на экране очередной кратер, похожий на десятки предыдущих, шутил:
