«Три сильнее, куколка, — говорил отец, проверяя, есть ли изъяны. — Вот так. А теперь будь хорошей девочкой и займись моими рубашками».
В то время я была рада получить его одобрение, даже если ради этого приходилось батрачить на человека, который считал себя безупречным и наделенным правом использовать рабский труд. Его слова: «Могу и буду» были вырезаны на столбике кровати. Они были для него каким-то коварным и трагическим заклинанием, когда он стоял и с улыбкой наблюдал, как я глажу и чищу.
* * *
Элла стоит, привалившись к своему «Фиату Пунто» на противоположной стороне улицы.
— Готова? — спрашиваю я.
— Я уже родилась готовой. — Она улыбается и протягивает мне свой «косяк».
Наш ночной мир наполнен музыкой и ветром, он полон жизни. Словив приятный кайф, я смотрю на Эллу — волосы уложены с помощью фена, брови подведены темным, ее окутывает мускусный запах незнакомых мне духов. Я едва узнаю эту новую резкую версию ее самой. И одежда у нее другая, дизайнерская, плотно облегающая тело, как у модели. Трехдюймовые шпильки сочетаются с клатчем.
— Новые туфли? — спрашиваю я.
— Взяла их в «Электре», — отвечает она. — Они стояли у девчонок в гардеробной. Там так много всего! Если хочешь, я и тебе что-нибудь принесу. К примеру, новую куртку.
— Нет, спасибо, — говорю я с непоколебимой прямотой. — Мне будет в этом некомфортно.
Я замечаю, как нас тут же рассекает холодок. Различие между нами очевидно, но о нем речи нет. Мысленно я пытаюсь не обращать внимания на то, как сильно (слишком сильно) мы отдалились друг от друга, и тихо уговариваю себя не судить (слишком строго).
«Ей нравятся те привилегии, что дает работа, — успокаиваю я себя, — вот и все».
«Ты не признаешь очевидного», — с пренебрежением говорит Раннер.
«Я знаю, что ты права, — признаюсь я. — Если честно, мне противно, какая она непостоянная и легкомысленная».
«Так скажи ей. Не превращайся в стороннего наблюдателя, черт побери, как Анна. И убедись в том, что она поняла: все это неправильно».
«Не беспокойся, — говорю я, высовывая руку в окно и ловя воздух. — Скажу. И очень скоро».
Мы с Эллой раскачиваемся в такт музыке, однако думаем мы о совершенно разных вещах. Я останавливаюсь на этой мысли, вспоминая о том, как больно мне было, когда наши с ней вкусы и идеи вступали в конфликт. Однако сейчас я пытаюсь принять наше несходство и надеюсь, что наша любовь друг к другу преодолеет ее слепое раболепие перед работодателем.
— Черт, я под завязку! — восклицает Элла и жмет на газ. На ее лице злобная полуулыбка. Она щурится. И пока я продолжаю не признавать очевидного, часть меня тайком приходит к выводу: все это может превратиться в нечто несладкое, наша дружба в опасности.
