. Другие рядом с ним метали в зал взгляды, исполненные холодного любопытства: так поглядывают на публику, негромко переговариваясь между собой, прибывшие на заседание члены Академии. Все эти лица были знамениты среди завсегдатаев. Однако посетители показывали друг другу новичка с шишковатым носом, с ханжеской складкой губ, похожего на церковнослужителя, который впервые служит в этом храме, и каждый с интересом разглядывал нового избранника. Но вскоре Рашель, желая, вероятно, спровадить Робера и переговорить с Эме с глазу на глаз, принялась строить глазки молодому биржевому маклеру, обедавшему с другом за соседним столом.
— Зезетта, прошу тебя, не надо так глазеть на этого молодого человека, — произнес Сен-Лу, и лицо его еще гуще, чем в прошлый раз, подернулось красными пятнами, словно кровавой грозовой тучей, сквозь которую черты моего друга, и без того крупные, раздулись и потемнели. — Если ты решила привлечь к нам внимание, я лучше пообедаю в другом месте и дождусь тебя в театре.
Тем временем кто-то подошел к Эме и сказал, что один господин желает с ним переговорить и просит подойти к его экипажу. Сен-Лу вечно опасался, что кто-нибудь хочет передать его подруге любовную записку, поэтому он присмотрелся к карете и заметил там г-на де Шарлюса: руки его были обтянуты белыми перчатками в черную полоску, в петлице красовалась бутоньерка
— Посмотри только, — сказал он мне, понизив голос, — моя семья и тут меня выслеживает. Прошу тебя, раз уж ты хорошо знаком с метрдотелем, а я-то его не знаю, попроси его не подходить к карете, а не то он наверняка нас выдаст. Или пускай подойдет официант, который о нас понятия не имеет. Если дяде скажут, что меня тут не знают, сам он в кафе не войдет, уж я его изучил, он терпеть не может подобные заведения. Но как все-таки невыносимо: этот старый волокита сам никак не утихомирится, а меня вечно поучает, да еще и шпионит за мной!
Я дал Эме надлежащие указания, и он отправил одного из рассыльных сказать, что сам он выйти не может, а если господин в карете спросит маркиза де Сен-Лу, ответить, что его тут не знают. Вскоре карета уехала. Но подруга Сен-Лу не слышала, о чем мы шептались, и вообразила, будто речь идет о молодом человеке, за которого Робер ее упрекал, когда она строила ему глазки, и разразилась упреками:
— Еще не хватало! Теперь уже этот господин? Ты бы меня предупреждал, что ли, а то велика радость обедать в такой обстановке! Не обращайте внимания на его болтовню, он же ненормальный, — продолжала она, обернувшись ко мне, — он воображает, что это очень изысканно: вельможе положено ревновать.
