За едой все у нее валилось из рук; надо думать, играя на сцене в какой-нибудь комедии, она выглядела весьма неуклюжей. Ловкость и проворство она обретала только в любви — было в ней это трогательное предвидение, свойственное женщине, которая настолько любит мужское тело, что мгновенно угадывает, что доставит больше всего наслаждения этому телу, такому непохожему на ее собственное.
Когда разговор перешел на театр, я перестал в нем участвовать: уж слишком злоязычна была Рашель, рассуждая на эту тему. Правда, в голосе ее зазвучало сострадание, когда она принялась защищать Берма в споре с Сен-Лу, что доказывало, как часто она при нем на нее нападала; «О нет, это выдающаяся женщина, — говорила она, — разумеется, ее игра нас не трогает, это уже совершенно не соответствует нашим исканиям, но не нужно отрывать ее от момента, когда она вступила на сцену: мы ей многим обязаны. Она очень недурные вещи делала, знаешь ли. И потом, она славная, такая великодушная, ей, естественно, не по душе то, что нас волнует, но у нее было довольно-таки впечатляющее лицо и весьма гибкий ум». (Движения пальцев по-разному сопровождают разные эстетические суждения. Если речь о живописи и нужно доказать, что это превосходное полотно, написанное густыми мазками, достаточно отставить большой палец. Но для «весьма гибкого ума» этого мало. Тут уже понадобятся два пальца, вернее, два ногтя, как будто вы хотите подбросить в воздух пушинку.) Но за этим исключением подруга Сен-Лу рассуждала о самых знаменитых актерах с иронией, тоном превосходства, что меня раздражало, ведь я полагал (совершенно напрасно), что она хуже их. Она прекрасно поняла, что я считаю ее посредственной актрисой и, наоборот, глубоко чту тех, кого она презирает. Но это ее не обижало: непризнанным большим талантам (таким как она), даже если они полны веры в себя, присуще особого рода смирение; признание, которого мы требуем от окружающих, соразмеряется у нас не с нашими скрытыми дарами, а с нашими очевидными успехами. (Часом позже мне предстояло увидеть в театре, как почтительна возлюбленная Сен-Лу с теми самыми актерами, о которых так сурово судила.) Поэтому, хотя мое молчание нисколько ее не обмануло, она все-таки настояла, чтобы вечером мы поужинали вместе, уверяя меня, что ни с кем никогда ей не было так приятно поговорить, как со мной. Мы были еще не в театре, мы только собирались туда после обеда, но казалось, мы уже в «фойе», украшенном старинными портретами участников труппы; лица метрдотелей словно затерялись в веках вместе с целым поколением несравненных актеров Пале-Рояля; а еще они напоминали академиков: один из них, остановившись у буфета, рассматривал груши с бескорыстной любознательностью, вполне достойной г-на Жюссьё
