Такие ягодные островки называются обойденышами. Когда идет сенокос, черная смородина еще не поспевает, да и не до ягод косарям. Если же кто собирается за ягодами, то уж идет на большие ягодные массивы, где можно набрать не одну корзинку. На обойденышах ягод на кустах много, а кустов мало. Тут корзинки не наберешь. Но мы наелись черной смородины до отвала.
Ягода спелая, ароматная, сладкая, с приятной кислинкой. Она, что называется, сама тает во рту. К сожалению, всему приходит конец. Черные манящие бусы еще висят на ветках, а я уже не в состоянии запихнуть в рот ни единой ягодки.
Солнце стоит высоко в небе. Припекает, как это бывает только в погожие летние дни. Мы с трудом добираемся до сенного сарая тут же, на лугу, и забираемся на сено, под самую крышу, отдохнуть. В маленьком сарае пахнет цветами всех окрестных лугов. Кругом тихо. Сразу клонит в сон, как только мы растягиваемся на сене. И мы засыпаем.
Просыпаемся мы оба в хорошем настроении, переполненные желанием что-нибудь непременно предпринять. А так как делать нам нечего, то я громко кричу и начинаю кувыркаться на сене. Витька делает то же самое. Потом мы схватываемся друг с другом бороться. Возимся мы до тех пор, пока не устаем и не чувствуем, что за ворот набилось сено. Тогда мы вылезаем из сарая и начинаем вытряхивать рубашки. И вот тут я обнаруживаю страшную пропажу.
Я ударяю себя по карману, по другому, запускаю в них руки, но не ощущаю привычного прикосновения гладкой холодной ручки моего знаменитого ножа с двумя лезвиями, отверткой, шилом и штопором.
— Что? — спрашивает Витька.
— Нож! — чуть не плачу я, продолжая поиски и ударяя по карманам, ощупывая себя и оглядываясь кругом.
— Может, ты его дома оставил?
— Как же, дома! Я им грибы чистил…
— Наверное, в сено уронил, когда кувыркался, — предполагает Витька.
Немедленно забираемся наверх и, ползая на четвереньках, осматриваем каждый квадратный сантиметр поверхности сена.
— Тихо ты! — прошу я Витьку, так как мне кажется, что он слишком сильно возится и нож может провалиться еще глубже.
Но сверху ножа нигде нет. Тогда мы начинаем перекладывать сено с места на место. Потом я выбрасываю сено прямо за ворота на улицу. Мы трудимся, обливаясь потом, и все напрасно.
— А ну, вылезайте-ка, мазурики! — неожиданно раздается голос снаружи.
В воротах стоит тот самый хозяин висуль Тимоха. Только палка в его руках кажется мне на этот раз значительно более толстой, чем тогда, при первой нашей встрече.
