Мы с Витькой | страница 40
Но Витька и теперь ничего не отвечает. Тишина и темень снова подступают со всех сторон. Едва различимые темные силуэты деревьев пугают своим загадочным безмолвием.
— Что ж ты молчишь? — спрашиваю я.
— А что?
— Разве не проголодался?
— Проголодался.
— Спать хочешь?
— Хочу.
— А что ты больше хочешь: спать или есть?
— То и другое…
— И я тоже…
Наступает пауза. Опять тревога вселяется в сердце.
— Что ж ты замолчал? — спрашивает теперь Витька.
— Смотри, вроде лес кончается, — говорю я вместо ответа.
Мы выходим из мрачного бора на заливной луг. Правда, светлее не становится. Небо на той стороне, за мельницей, еще светится зеленоватым отблеском зари, от чего лес и берег кажутся темнее. На этом черном фоне не видно никаких ближних предметов. Зато отчетливо слышен шум воды у мельничной плотины. А прибрежный луг исхожен вдоль и поперек, знаком до мельчайших подробностей. Каждую кочку узнаешь под ногой, каждую возвышенность, каждую ямку.
— На мельнице свету нет. Спать легли, — говорит Витька, и меня радует его повеселевший голос.
— Конечно, легли: сейчас полдвенадцатого, не меньше, — говорю я, опять поглядев на небо.
Сейчас я бы мог говорить без умолку, но уже нет необходимости, да и усталость овладевает мной. Кринка молока, лежащий поверх нее ломоть душистого черного хлеба, сеновал с постелью под самой крышей, словно магнит, притягивают меня, и я ускоряю шаг. Мысленно я уже там, где шумит у плотины вода.
И вдруг кто-то хватает меня за плечо, сильно ударяет в лицо, а когда я падаю, одной рукой хватает за шею и больно царапает. Другой рукой бьет по боку. Следующий резкий удар я получаю, видимо, ногой, ниже поясницы.
Падая, ору не своим голосом и почти теряю сознание в ожидании новых ударов. Но ударов не следует. Вместо этого слышу взволнованный, полный тревоги голос друга:
— Сережа, что ты?
Витька касается меня рукой, и я судорожно хватаюсь за него. Из груди моей вырывается стон.
— Сережа, что с тобой? — чуть не плачет Витька.
— A-а! Что со мной? — Я сажусь и еще крепче прижимаюсь к другу. — Меня ударили…
— Кто ударил?
— Не знаю…
— Что-то трещало. Ты, наверное, в куст влетел.
С земли, снизу, на фоне неба мне видны очертания уродливых сучков. Теперь я хорошо узнаю эту засохшую черемуху с молодыми побегами возле старого, отжившего ствола. Стоит она всего-навсего метрах в ста от плотины. Я в темноте прямо лицом ударился в сухой ствол, а падая, попал в объятия сучков.
— Здорово ударился? — спрашивает Витька и глупо смеется.