— А спички там, — показывает Витька на дно.
И Сенька отводит глаза, понимая, что это он не уберег драгоценное огниво.
— Тогда полезли в воду, там вроде теплее, — предлагаю я.
Мы возвращаемся в реку. Скоро дождику наскучило беспрерывно падать на землю, и он прекратился. Косой свет солнца пробился из-под кромки туч. Солнечные лучи весело заиграли в дождинках на траве, на листьях кустов и деревьев, заискрились в капельках, повисших на паутинах. Настроение немного поднялось, но лов все равно не клеился. Мы уже поменялись ролями, и я носился по реке с ботом, но и от этого ничего не изменилось.
— Откуда-то дымом потянуло, — повел носом Сенька. — Должно быть, юхинские пастухи костер жгут.
Я подумал о костре, о возможности обогреться, обсохнуть и со сладкой надеждой тоже понюхал воздух, но ничего не ощутил. Наверное, Сенька ошибся. Как бы хорошо сейчас попасть на мельницу! Но река, выгнувшись огромной дугой, не приблизила, а удалила нас от нее.
— Вылезем — и напрямик к огню, — решительно заявляет Сенька, видя полное расстройство нашей рыболовецкой бригады.
— Да где он, огонь-то? — недоверчиво посматривает на него Витька.
— Должно, у староречья в осиннике, — уверенно отвечает наш приятель: — слышь, дым осиной отдает.
Теперь мы оба с Витькой тянем носом и глядим друг на друга. Мне ясно, что и мой друг ничего не чует. Тем не менее подчиняемся, сматываем и закидываем на плечи сильно потяжелевший мокрый бредень. Сенька опять идет впереди с ботом, а мы сзади, хлюпая мокрыми ступнями.
Не прошли мы и пятидесяти метров, как я увидел сначала синий дымок, ползущий по сырому лугу в нашем направлении, а после и огонь, сверкающий среди мелкого осинника на крутом откосе у староречья. На скошенном лугу среди редких кустиков паслись коровы разных мастей. Красный теленок с белой звездочкой на лбу перестал щипать траву и, выкатив глаза, с удивлением проводил взглядом трех до нитки мокрых оборванцев.
— Даже скотина и та на нас, дураков, глаза пялит! — не выдержал я.
— Тебя силой, что ли, загоняли бродить? — обиженно спросил Сенька.
Высокая густая елка поднималась, словно старая хозяйка, среди молодого шумливого осинника. Под ее широко раскинутыми ветками поблескивал костер. Над огнем висел черный, закопченный котелок. Около костра сидели двое пареньков лет тринадцати-четырнадцати, оба одетые в старенькие телогрейки!
— Здорово, Ефим! Здорово, Петро!
Сенька подал руку каждому из парней, положив на землю бот. Мы тоже бросили свою ношу и подошли к костру.
