, — внес ясность камердир.
В лавке меня стали облачать, примеряя то одно, то другое. Отец хотел, чтоб рукава были на пол-локтя длиннее, точно так же и штаны. Прохудятся, мол, локти или колени — будет из чего заплаты взять. И вообще покупать надо на вырост…
Здесь лавочник опять ударился в Давидовы псалмы — canticum canticorum[44].
— О, мужичок, добра косподин, вы пгавы. А для меня — без разницы, балшой или малый. В лавке, мужичок, много всего, вся ваша деревня одеть можно. А что будет учить ваш сын? Сапожник, портной, столяр? Если портной, я бы его бгал.
Камердир с учителем отчаянно бились со вкусом отца в том, что касается длины и ширины платья, разъяснив лавочнику, что я буду школяром.
— Сколяр, сколяр! — лавочник тут же сменил мелодию своих псалмов. — Но это ж совсем другое дело! Тогда, догогой мой, так и пгавда не пойдет: длинные гукава, длинные бгюки для сколяра нельзя, сапожник или какой другой гебенок — ему хогошо. Ему хогошо! Но не кгасавец-сколяр.
В конце концов как-то меня одели. И тут начались торги.
— И половины не давай! — шепнул Жорж.
— Известно, какой тут товар, — таинственно пробормотал отец. — Ну а что стоит все это тряпье? — пресек он поток сладкоречия златоустого лавочника.
— Что стоит, спгашиваете? Гм. Мало стоит, мне много стоит. Жди, я посмотгю счет, чтобы видел, сколько мне стоит. Я хочу совсем маленький профит. Сегодня мы тогговцы забыл, что такое профит.
Он вытащил какие-то бумажки, сунул их сперва под нос камердиру, вновь затарабанив на своем неимоверном языке, во сколько ему обошелся этот товар. Жорж принахмурился, с важным видом кивнул головой и сплюнул в сторону. Ни читать, ни писать он не умел. Учитель едва взглянул в поданную лавочником бумажку.
— Ergo[45], двадцать четыре с половиной мне стоило. А я даю за двадцать пять.
— Какого черта? — Отец вытащил трубку из торбы и давай вытряхивать пепел прямо на пол. — Да я за двадцать пять форинтов бычка куплю. А бычок — это тебе не какое-то барахло. Скидывай все, сынок! — крикнул он решительно. — Сейчас сразу помягчает! — добавил он в трубку и повернулся к выходу.
Лавочник бросился за отцом и вцепился ему в рукав:
— Куда вы, пгиятель, так быстго? Пусть вот коспода скажут. Вы не когову покупаете! — Он повернулся сначала к Жоржу, потом к учителю, но те сделали вид, будто не понимают, что торговец взывает к их господскому авторитету. Они-де одежду смотрели, камердир несколько раз ее и понюхал, а цена их не касается.
