— Может, работать? — предложила я. Я себя без работы вообще не представляла.
— Где? Мужики на бетонке работают. Но она тоже не резиновая. Кто в Москве подрабатывает, но там наших не очень-то жалуют. Рылом не вышли. Тетки — все на птицефабрике. Я тоже там почти десять лет проработала. Знаете, какая там зарплата?
Мы мотнули головами.
— Хм, аж восемь тысяч рублей! — развеселилась Настя. — Мне этих денег хватало, чтобы за свет заплатить, газовый баллон да мешок картошки купить, еще кое-какие продукты и в секонд-хенде прибарахлиться. Но теперь я и там не могу работать. Вот скоро картошка кончится, тогда хоть по миру иди или помирай. Батю жалко, он без меня совсем пропадет. Уж шибко пьющий.
— Так может, подучиться где, профессию какую получить? — предположила я, рискуя навлечь на себя гнев хозяйки.
Она не рассердилась, а посмотрела на меня с сожалением.
— Кто бы отказался?! А денег где взять? Чтобы в Москву ездить, начальный капитал нужен, — пошутила она и улыбнулась. Неожиданно у Насти оказалась очень приятная улыбка, ровные зубы, а опухшие глаза лукаво заискрились.
— Тебе идет, когда ты улыбаешься, — подметила я.
— Знаю. Я люблю посмеяться. Только с каждым годом все меньше хочется, — грустно улыбнулась она.
— Может, тебя бы и взяли где, раз ты не пьешь? — предположил Федор.
— В нашем поселке без водки с ума двинешься. Скучно без водки и грустно. А я вот пить не могу вообще: как родителей своих вспомню, до каких чертей допились, так в горло не льется. Мамка от водки рано померла, сердце схватило с похмелья. И все, привет…
Значит, Настин оптимизм при встрече был напускным. Вовсе не сладко ей живется, и она объективно оценивает происходящее.
— Ты же говорила, что у тебя жизнь ничего, не жалуешься, — напомнила я.
— Так а что толку-то жаловаться? От нытья житуха красками не заблещет.
Настя оказалась приятной девушкой: не глупой, не злой, с чувством юмора, довольно расторопной и одинокой.
— Ладно, понятно. Расскажи о Костровых, — вдруг отрезал Федор. Не ожидала от него такой непоследовательности. Даже жаль Настю. Только разоткровенничалась, а он грубо прервал ее. Она не обиделась, лишь едва заметно вздохнула.
— Я, в общем, уже все рассказала. Плохо они жили. Девчонок жаль, они были красивыми, добрыми и несчастными, а Машуня очень хорошенькая, прям куколка.
— Сестры были похожи? — спросила я.
— Да, Машуня была маленькой копией Кати. Наверное, у них мать была красивая. Я-то ее помню уже спившейся.
