Я взяла кусочек колбаски и хлеб. Федор, не стесняясь, положил себе картошки.
— Вкусно, — сказал он, — попробуй, Алиса!
— Вилки нет, — заметила я.
— Вилок у меня отродясь не было, пардон! — с насмешкой сказала Настя.
— Ладно, — согласилась я и взяла ложкой немного картошки с тарелки Федора. — У-у, правда вкусно! — искренне похвалила я и положила себе побольше из сковородки. Это примирило меня с Настей.
— Алиса, какое красивое имя, — мечтательно произнесла она.
— Анастасия — тоже замечательное, — ответила я комплиментом.
— А толку-то?!
— Ладно, Настя, расскажи о Костровых, — перебил нас Федор.
— Да что тут расскажешь?! Не повезло им. Родаки сгорели, а детей в детдом забрали.
— Что ты о них можешь рассказать? Особенно о Кэт, то есть Екатерине Костровой.
— Катька хорошая была девчонка. Она иногда меня от моих предков прятала. Мои часто ругались до мордобоя. Я маленькая была, боялась. Она меня к себе брала. Только у них дома тоже не сладко было. Мамаша ее совсем спилась, тряслась вся. Муж ейный бил ее, синяки никогда у ней не сходили. Подлый он был, гад! Катька Машку, сестру свою, любила до умопомрачения. Где что вкусное урвет или одежонку какую хорошую — все Машке несла.
— Сколько вам лет было, когда их в детский дом забрали? — спросил Федор.
— Так, щас посчитаю. Мне — шесть, Катька где-то на восемь лет старше, значит, ей около четырнадцати, а Машке, стало быть, четыре — хорошо помню, что она ровно на десять лет младше Катьки была.
— Значит, тебе сейчас двадцать шесть? — не сдержалась я.
— Да! А что?
Я тактично промолчала.
— Почему ты говоришь, что отец Катерины был подлый?
— Он все время щипался исподтишка. Даже меня щипал, а Катьке так совсем проходу не давал.
— Как это? — спросила я.
— Ну, преградит ей дорогу и говорит: иди сюда, моя девочка, посмотри на папу! Возьмет за подбородок и заставляет смотреть ему в глаза. Потом шлепнет по попе или ущипнет. Говорит: позже поговорим!
— Ничего себе! Ты сейчас уже взрослая. Как думаешь, что бы это значило? — спросил Федор.
— Думаю, приставал он к ней, — высказалась Настя.
— Отец?! — возмутилась я.
— Так он ей и не отец был, а отчим. Опарыш вонючий! Я не помню, как они раньше жили до него. Но, сдается мне, он мать Катькину окончательно споил. Она такая страшная была, вы бы видели!
— А как же органы опеки, участковый? — не унималась я.
— Ой, не смешите меня! Весь поселок так живет. С кого начинать?
— Мы заметили, что многие пьют, — высказалась я.
— Что еще делать?
